Невиртуальная реальность - [62]

– А что такое «Шалом Ахшав», – поинтересовалась девушка.

– Внеправительственная организация, которая борется за права человека, – пояснил журналист.

– Да уж, – сплюнул Макс. – Только если фамилия этого человека не заканчивается на -штерн, -блюм, -баум или Рабинович. Короче, израильская организация, выступающая против интересов Израиля. Что-то я не помню, чтобы они боролись за права инвалидов или матерей-одиночек, хоть это и не одно и тоже.

– Арабская?

– Нет, приколись, чисто еврейская! – Он опять сплюнул. – Ну ладно, с этим понятно. Расскажи про оружие.

– А что тебя интересует?

– В двухтысячных начали делать противоракеты. Преуспели? Ракетной угрозы больше не существует?

Джеймс встал и засунул руки в карманы армейских штанов.

– На некоторое время преуспели. Но затем Россия стала оснащать ракеты противо-противоракетами. Но Израиль разработал 3Х-противоракету.

Жанне тоже надоело сидеть и, встав, она спросила:

– А это что значит?

– Противо-противо-противо ракета, – Максиму не хотелось смотреть на собеседников снизу-вверх, и он тоже поднялся.

– Действенная штука, – подтвердил долговязый журналист, – только выговорить сложно. Но на этом, кажется, век ракет заканчивается. Вес и стоимость тактической ракеты приблизились к баллистической. А в техническом плане Израилю нет равных. После того, как вы отказались от американской помощи, вас уже некому было тормозить в разработке и продаже Индии и Китаю нового оружия. Когда Европа попыталась ввести международный бойкот, Израиль пригрозил атомной бомбой. Теперь вы – самые ненавидимые и почитаемые.

– Вот это класс! – Максим заходил взад и вперед. – Армия у нас – непобедимая, денег полно, снаружи никто не давит... Рай! Израиль вернулся во времена царя Соломона!

– У вас есть одна проблема, которой не было у Соломона, – Джеймс развернул еще одну конфету.

– Какая?

– У вас 40% населения – палестинские арабы. При этом – четверть евреев им сочувствует, а демократию еще никто не отменял. Вы находитесь на пороге гражданской войны, – он прищурился. – Но для журналистов Израиль – действительно рай. Всегда что-то происходит.

Макс огорченно опустил плечи.

– У нас вечно что-то происходит... Вечно – рай для журналистов.

Жанна раздраженно отфутболила банку.

– Максим, приди в себя! Ты что, забыл, что мы в виртуальной реальности, созданной твоим соседом? Этого Джеймса вообще не существует!

– Неправда, я настоящий! У меня даже документы есть, – обиделся репортер.

– Не ври! Это ты так думаешь! А нам надо выбираться. Бензина нет, времени тоже. А у меня – и идей нет.

Негритянка отдала Максу автомат и подтянула штаны.

– Возьмите меня с собой, – попросил Джеймс, – я помогу.

– Да ты посмотри на себя! – прорычала она. – Лохматый сирийский офицер без погон, не говорящий по-арабски. Шпион и дезертир – в одном лице! Нет, ты останешься здесь! Снова привяжем тебя к джипу. Пока найдут мобильники у пастухов, пока солдаты придут к вам, мы уже будем далеко... Или... Или уже будет неважно... К тому же, – тон ее смягчился, – ты смерти боишься, а мы – не очень.

– Но ведь, если они вернутся, – Джеймс содрогнулся, вспомнив встречу с арабами, – меня в рабство продадут!

– Короче, – Макс снова взял инициативу, – мы вернем затвор, вставим ленту и привяжем тебя к пулемету. А пока, Ваше Величество, – он хлопнул девушку по ягодице, та взвизгнула и попыталась отвесить нахалу оплеуху, но он увернулся, – нужно раздобыть горючее. План таков: ты останавливаешь грузовик, а я прячусь в засаде.

– Хорошо, – Жанна была уверенна в своих чарах. Максим критически ее оглядел.

– С одной стороны, надо бы одеть тебя посексуальнее, но с другой – это страна сурового шариата и средневекового мракобесия. Ладно, – решил он. – Останься в майке и надень длинные трусы расстрелянного комиссара.

– Ни за что! – возмутилась девушка. – Его трусы с меня спадут! Да к тому же они описанные!

Мужчины рассмеялись, вспомнив расстрел.

– Ладно, бери мои шорты. Я и в трусах – грозный грабитель!

Но Жанна снова вернулась к уже законченному разговору:

– А что ты имел в виду, когда сказал, что инвалиды и матери-одиночки – не одно и то же?

– Вопрос выбора. Матери-одиночки, по большей части, таковые по своей воле. А инвалиды... Я еще не слышал, чтобы кто-то сам себе отрезал ногу. – Джеймс хихикнул, и Макс похлопал его по плечу. Мужская солидарность. Но негритянка была не согласна.

– Но не всегда же! Бывают и исключения!

– Конечно, – согласился мужчина. – Сидит какой-то бедолага и думает: «Надоела мне эта нога до чертиков, вечно идет – куда не надо. Отрежу-ка я ее нафиг!» Я даже как-то читал про лауреата премии Дарвина, одного пьяного поляка, который на спор отпилил себе бензопилой голову.

Джеймс басовито заржал.

– Да нет, – Жанну обидело псевдо-непонимание Максима, – я про беспомощных женщин...

– А-а, понял! – Макс посерьезнел. – Когда добренькое государство Израиль подняло пособие матерям-одиночкам, количество разводов резко возросло. Очень не хочется, чтобы моя будущая, горячо любимая жена, если ей вдруг что-то будет не по нраву, заявила: «А не пошел бы ты подальше, дорогой?! Проживу и без тебя, и даже работать не буду! Государство мне поможет, да и ты ползарплаты мне на алименты отдашь!» И станет еще одной профессиональной матерью-одиночкой больше. Все, Жанна, отставить социальные вопросы! Забыла, что тебя выгнали из универа? Теперь это не твоя профессия. Готовимся к налету! Джеймс, проверь расстрелянного и отнеси ему поесть, тут еще осталось. Жанна! Держи шорты и пистолет. Не забудь – в пистолете один патрон. Итак, господа и дамы! Приключения продолжаются! Объявляется полная боевая готовность! – Максим церемонно поклонился девушке, затем журналисту. Негритянка зааплодировала, американец одобрительно захмыкал.