Невиртуальная реальность - [56]

– Стоп. Давайте не будем горячиться, и познакомимся. Про нас вы уже знаете, а кто вы? Могу я увидеть ваши документы?

Макс широко улыбнулся.

– Вот мой главный документ, – он поднял автомат, нацелив его в грудь комиссара. – Убеждает и побуждает к сотрудничеству л ю бого, знающего, что это такое. Хотите знать наши имена?

– Да! – от любопытства журналист подался вперед.

– Нет! Не надо! – ооновец прикрыл ладонью глаза.

– Почему же нет? На том свете это знание не помешает. – Жанна захихикала. – Я – Максим Яцкевич, старший сержант 393-го резервного танкового полка Армии обороны Израиля. А это, – он кивнул на африканку, – Жанна... Жанна как?

– Просто Жанна.

– Это Жанна Проссто. Моя помощница. Эскимоска, видите ли... А если серьезно – афро-африканка.

Максу понравился термин. И в самом деле, если есть афро-американцы, афро-германцы, как называть негров из Африки? Интересно, как называют белых в ЮАР – евро-африканцами, что ли?

Максим подумал о любви Запада к непохожим на нормальных людей и внезапно разъярился.

– Вот и ваша «политкорректность»! Все против Бога! У цивилизованных людей теперь другой бог – деньги. Секс-меньшинства вам любезны? Скоро пройдут «парады гордости» зоофилов, некрофилов и геронтофилов! Чем слабее человек – тем он сильнее! На Западе лучше всего быть негром-мусульманином, инвалидом-педерастом и наркоманом, желательно, больным СПИДом, женского пола и несовершеннолетним. Только нелюбовь к евреям неистребима, но и это понятно в данном контексте. За то арабов и уважаете, что они готовы умереть во имя Аллаха. А хуже всего – израильтянам, – хотят быть как все, а значит, – любить врагов и ненавидеть себя! Но в этом мы, кажется, преуспели... – Максим закурил сигарету, успокаиваясь. Видно было, что комиссар хочет возразить, но не осмеливается. Девушка посерьезнела и, взяв руку Макса, прижала ее к своим губам. Наступившую напряженную тишину нарушало только пение птиц да шелест листьев.

– Тоже мне, – пробурчал, остывая, студент. – Сигареты курить уже везде запрещено. А вот марихуану – пожалуйста! Своих детей не рожаете, а африканским, арабским, лаосским детям – ближе папы с мамой. Молчу, милая, молчу. Я несправедлив со зла...

– А можно вас сфотографировать? – подал голос репортер.

– Валяй. Жанна! Обними меня и поцелуй в щеку. А ты – напиши: Израильские войска наслаждаются жизнью в южной Сирии, – Макс почесал отросшую за 2 дня щетину, – насколько это возможно...

Девушка обняла мужчину и укусила его за ухо. Макс вскрикнул, а щелкнувший фотоаппарат запечатлел оскал сирийского майора семитского вида с прильнувшей к нему негритянкой.

– Ладно, за дело! – Максим выкинул окурок и сплюнул. Затем хлопнул по попе негритянку и повернулся к ожидающим приговора. – Раздевайтесь! – приказал он и поправил автомат.

– Нет, нет! – всполошился толстяк. – Не надо! Я болен, я могу вас заразить!

– Что? – Макс недоуменно покосился на него, но поняв, что комиссар боится изнасилования, рассмеялся и сказал. – Размечтался! Мы меняемся одеждой. Ты с Жанной, а я, – он кивнул на возбужденного приключением, о котором потом можно будет долго рассказывать и писать, долговязого, – с журналистом.

Он оценивающе посмотрел на девушку и комиссара.

– Тебе, Жан, великовато будет, ну а тебе, Ник Клеменс, в самый раз. Живо!

Вскоре ООНонец остался в длинных зеленых трусах с бордовыми цветами и белых носках. По дороге то и дело проезжали машины, но водители, увидев армейский джип и полуголого человека с направленным на него автоматом, прибавляли скорость. «А все-таки есть плюсы в тоталитаризме, – подумал Максим. – Может быть, я в форме НКВД?» Он покосился на свой лиловый погон.

Зеленая военная машина вопросительно помигала фарами и съехала на обочину. Комиссар, – в одних трусах и носках, – закричал «Спасите!», но, сбитый ударом приклада, упал на землю. В подъехавшей машине засмеялись. Макс махнул пассажирам рукой, и военные уехали, гудя на прощание.

«В Израиле бы толпа собралась посмотреть на такой цирк. А здесь – боятся»...

Пришло время и Максиму надевать гражданскую одежду.

Журналист неплохо выглядел в военной форме и даже попросил Максима его сфотографировать. Он то и дело довольно смотрелся в правое зеркало машины. Макс реквизировал фотоаппарат, но вернул карточку памяти. Чрезвычайно довольный этим обстоятельством, Джеймс без сопротивления отдал свои навороченные часы.

Жанна, ни на секунду не смутившись, сняла форму и надела белое ооновское одеяние. Большие ей брюки она заправила в армейские ботинки сорок третьего размера. Получилось подобие галифе, что носили красные офицеры лет сто назад. Ремень на последней дырочке не давал брюкам упасть, но и не держал их на нужном уровне. Макс критически оглядел ее клоунский наряд и, прицепив негритянке на грудь ооновский пропуск и засунув под ее погон свой сиреневый берет, решил, что сидя в машине она будет выглядеть весьма официально и солидно.

Максим примотал пленников к пулемету «ДШК», предварительно вынув затвор, сам сел за руль джипа. Жанна вела «Лендровер» и, свернув с шоссе, довольно скоро они попали в девственный сосновый лес.

– Ну вот, наши пути расходятся, – обратился Макс к полуголому комиссару. – Мне нужна карта. И еще, я не нашел в машине GPS.