Невинные дела. Роман - [137]

Правда, потом пришлось претерпеть и неприятные минуты, когда защитники подсудимых разгромили обвинение. Но прокурор свято верил в присяжных: хорошо подобраны молодцы!

Некоторые из подсудимых отказались от последнего слова. Джерард пожелал говорить.

- Вот тут прокурор называл меня исчадием ада. А я не исчадие, нет, я рабочий. И отец мой был рабочим. И дед. И в политику я не путался. Я только рабочий. Для семьи работал. Домик в рассрочку купил. Все в рассрочку покупал. Верил: жизнь в рассрочку покупаю. А выходит, смерть в рассрочку доставал. Потому что, если завод - так это священная собственность господина Прукстера, а если домик рабочего - так это уже не священная… Эх, вы!.. - повернувшись к судье, Джерард сказал это с таким презрением, что Сайдахи поспешил вмешаться.

- Подсудимый, предупреждаю, - крикнул судья, - предупреждаю… лишу слова!

- Лишить - это вы можете. Да мне с вами и говорить не о чем. Мне с понимающим человеком поговорить. - Джерард неожиданно повернулся к дальнему краю скамьи подсудимых, где сидел Том Бейл. - Том! Вот когда скажу тебе, при всех скажу, при всем народе: твоя правда!

- Подсудимый, к суду… - снова закричал Сайдахи, - обращайтесь к суду!.. Не смейте!..

- А чего к вам обращаться? Разве вы понимаете? Надо, чтобы он не осудил. - Джерард показал на Бейла. - Он мне суд, а не вы!

- Лишаю… лишаю… - кричал Сайдахи. - Неуважение… оскорбление…

Джерард с усмешкой посмотрел на судью, махнул рукой и сел.

По залу прошло движение, когда слово было предоставлено Тому Бейлу. Он начал спокойно, даже тихо. Но и в зале стояла тишина.

- Я не намерен защищаться… - говорил Бейл. - Оспаривать показания профессиональных доносчиков, провокаторов, шпиков…

- Осторожней, подсудимый! - крикнул судья Сайдахи. - В выражениях… надо выбирать… Осторожней… Свидетелей… не оскорблять… суд…

- Вы правы, ваша честь, - с невинным видом сказал Бейл, - надо так выбирать свидетелей, чтобы не оскорблять суд.

Сайдахи дернулся в кресле, готовясь что-то крикнуть, но раздражение, видимо, не позволяло ему выговорить ни слова. С ним это иногда случалось - тогда он делал нелепые движения, беззвучно раскрывал рот, глаза его выкатывались из орбит, и он чем-то напоминал мелкого хищника, подавившегося костью. Бейл, выждав секунду, все так же спокойно продолжал:

- Успокойтесь, наша честь, обещаю: о шпиках больше ни слова. Вы правы, ваша честь. Шпики заслуживают не внимания, а молчаливого презрения… Нас обвиняют, - все тем же ровным голосом продолжал Бейл, - обвиняют в том, что мы подняли коммунистический мятеж, захватив священную собственность господина Прукстера. Нет, собственность Прукстера нам не нужна. Мы хотели лишь защититься от штрейкбрехеров. Если бы не воинственный генерал с танками…

- Ближе к делу! - крикнул судья.

- Конечно, господин прокурор, - Бейл повернулся к Айтчоку, - с вашей точки зрения, покушение на собственность Прукстера достойно тюрьмы. Но почему же вы не ограничились этим обвинением? Зачем подсунули этот комический чертеж?

- Осторожнее… лишу… - крикнул судья.

- Потому что вы пытаетесь обмануть рабочих, господин прокурор. Пытаетесь представить коммунистов изменниками. Но рабочие не так уж глупы, а вот ваши полицейские очень глупы, и я сочувствую вам, господин прокурор: беда иметь таких помощников. Нехитрую провокацию с чертежами и то не сумели обставить прилично!

- Протестую, ваша честь, протестую… Оскорбление! Клевета! - Красный от негодования, прокурор Айтчок вскочил с места и, казалось, готов был броситься на Бейла.

- Лишаю… лишаю… - задыхался судья. - Перерыв!..

Все смешалось и загудело. Публика устремилась к выходам. В этот момент к скамье подсудимых семенящими шажками торопливо подошел старик. В публике узнали его: те, что были еще в проходах, остановились, те, кто успел выйти в фойе, бросились обратно в зал; из уст в уста молниеносно пролетело: «Чьюз! Чьюз!». Вдруг стало тихо.

- Друзья! - раздался старческий голос. - Дорогие друзья, борцы за правду, свободу, честь и счастье человека! Примите от старого ученого дань глубокой любви и уважения! Друзья!..

Чьюз протянул руку точно для рукопожатия. Но до скамьи было далеко и высоко. Подсудимые было поднялись, чтобы выходить, но теперь остановились. Том Бейл протянул руку к Чьюзу. Нет, далеко… Охрана торопила подсудимых: уходить, уходить…

Поняв, что не дотянуться, Чьюз низко поклонился подсудимым. И те ответили таким же низким поклоном. В тот же момент где-то на хорах напряженную тишину разорвали аплодисменты, и молодой срывающийся голос крикнул: «Свободу подсудимым!»

Судья Сайдахи не кричал, нет, он визжал:

- Удалить! Удалить! Очистить зал! Всех! Всех!

Присяжные огорчили судью и прокурора. Они признали Тома Бейла виновным по всем пунктам, кроме обвинения в хищении и сокрытии секретных чертежей военного изобретения. Как ни тщательно был подобран состав присяжных, но обвинение так позорно провалилось в этом пункте, что господа присяжные не пожелали разделить с прокурором Айтчоком его позорную славу. А между тем этот пункт обвинения был дороже всего господам Сайдахи и Айтчоку, так как только он один позволял посадить Тома Бейла на электрический стул. Скрепя сердце судья приговорил Бейла лишь к десяти годам каторжной тюрьмы. Джерард получил восемь лет, остальные подсудимые - меньшие сроки. Не был забыт и адвокат: по совокупности «оскорблений суда» Питкэрн получил восемь месяцев тюрьмы.