Невинность и порок - [59]

— Я знаю, что мои девочки любят друг друга, как и я люблю вас всех. Позаботьтесь каждая о другой. Обещаете?

— Да, я обещаю тебе.

— И я тоже, папа.

— И я.

— Я люблю тебя, папа.

Потом вспомнилось, как она сама хриплым прерывистым голосом спросила старшую сестру, когда отец ocтавил их:

— Куда папа собирается нас отвезти, Онести?

— На другой берег реки… к доктору.

— Это хорошо, потому что у меня жар.

— И у меня тоже.

Из глубины памяти выплыли последние слова Онести:

— Не бойтесь…

Пьюрити невольно потянулась к медальону, внезапно осознав, что ее пальцы окоченели так, что она с трудом могла их согнуть.

Весенний дождь часто более холодный, чем снег… и более опасный. Ее охватил новый приступ озноба, Касс с хмурым видом обратился к ней:

— Уже поздно. Нам лучше сделать привал.

Покачав головой, Пьюрити ответила:

— Нет, у нас остался всего час до заката. Вместо ответа Касс бросил на нее взгляд, куда более rрасноречивый, чем любые слова.

Джулия всматривалась в очертания одинокой фигуры всадника вдали. Сердце ее отчаянно забилось, и она поднесла трепещущую руку к волосам, чтобы пригладить их.

О, пожалуйста… пожалуйста… пусть это будет он!

Всадник подъехал ближе, и что-то оборвалось в груди Джулии. Это был Барри Холмс. Ей следовало бы догадаться. Лошадь у их надсмотрщика была одинаковой масти и роста с лошадью Джека, и в осанке Джека и Барри имелось некоторое сходство, однако Барри был более плотного сложения, чем Джек, и посадка у него была другой. Из всех людей, которых она знала, Касс был единственным, кто держался в седле с теми же уверенностью и изяществом, что и ее муж.

Барри направлялся к дому, однако Джулия отвернулась от окна. По правде говоря, сходство между Джеком и их надсмотрщиком было едва заметно даже на расстоянии. Она просто принимала желаемое за действительное.

Джулия улыбнулась, подавив волнение в груди. Комната была залита солнечным светом, хотя вдали виднелись темные тучи. На востоке бушевала гроза. Быть может, Джек как раз в эту минуту ехал под проливным дождем, торопясь вернуться к ней?

Едва сдержав слезы, Джулия окинула все вокруг медленным придирчивым взглядом. Она была прекрасной хозяйкой. Ее дом неизменно выглядел чисто убранным, множество изящных вещиц, связанных или вышитых ею самой с любовью и старанием, украшало его. В кухне всегда приятно пахло вкусной едой и свежей выпечкой, Джулия узнала любимые блюда работников ранчо, чтобы баловать их по очереди, однако главным средоточием ее забот были Джек и Касс.

Она любила их обоих, вероятно, даже слишком сильно. Разве она не пожертвовала ради этой любви своей гордостью и моральными устоями?

Боль как ножом пронзила ее, пока Джулия пыталась справиться с охватившим ее смятением. Что бы сказал отец, если бы узнал об этом? Человек, посвятивший себя служению Богу и чрезвычайно строгий в нравственном отношении, он бы, без сомнения, осудил дочь за то, что она позволяла себе и дальше жить во лжи.

Быть связанной узами брака с мужчиной, который раньше дал клятву другой, из боязни потерять мужа скрывать от него, что знаешь о его двойной жизни, занимать место в доме, которое по праву тебе не принадлежит, причинять любимому лишние страдания, толкая на обман, дававшийся ему с таким трудом, — что же это, как не эгоизм?

Джулия смахнула слезу. Но разве ее поведение не было прямым следствием любви? Да и, если быть откровенной, догадалась она, что муж больше не принадлежит ей одной, не сразу. На эту мысль навели ее странные приступы озабоченности у Джека; его необъяснимые отлучки, становившиеся с годами все более частыми и продолжительными; непонятная на первый взгляд тревога, заставлявшая мужа, как только с приближением зимы погода начинала портиться, пускаться в путь, нагрузив до отказа лошадь и на ходу придумывая какую-нибудь малоубедительную отговорку; печаль, которую она чувствовала в душе дорогого ей человека всякий раз, как он заключал ее в объятия, и боль, сквозившая в его взгляде, когда ему приходилось говорить ей, что любит ее…

Но ведь он любил ее, и это было правдой! В противном случае она бы этого не перенесла.

Кроме того, был еще Касс. По-своему он тоже любил ее, и его любовь была для нее бесценным даром. Джулия не была уверена в том, когда именно они с Кассом поменялись ролями и он стал приносить ей то утешение, которое когда-то получал от нее. Однако она восприняла эту перемену с радостью и гордостью, потому что он был ее сыном…

Шепчущая Женщина…

Боль проникла еще глубже, вновь вызвав к жизни множество вопросов.

Знал ли Джек о том, как часто он во сне повторял ее имя? Понимал ли, что в его глазах отражалось как в зеркале все его отчаяние? Догадывался ли о том, какое презрение она испытывала к самой себе из-за того, что ее молчание только усугубляло его страдания?

Вернется ли он к ней? Ох, Джек… Джулия глубоко вздохнула, затем протянула дрожащую pyкy к кульку на столе. Взяв горсть муки, она слегка посыпала тесто на доске. Пытаясь побороть дрожь в коленях, она работала руками, между тем как ее мысли следовали по той же самой, до боли знакомой колее. Зачем так терзать себя? С тех пор как Джек и Касс уехали, прошло меньше трех недель. Джек обязательно вернется. Он всегда возвращался к ней. А когда это случится, она, как обычно, встретит его с распростертыми объятиями. Просто время стало для нее так дорого, что… Джулия вскинула голову, услышав стук копыт у самого порога. С крыльца донесся звук шагов, и у нее подкосились колени, едва она приблизилась к двери. Через силу улыбнувшись и понимая, что ее явное разочарование при виде Барри противоречило здравому смыслу, она приняла у него конверт, который тот вручил ей со словами: