Невинность и порок - [47]

После того как днем между ней и Кассом произошло столкновение из-за загона, ее отношения с юношей осложнились. Нэш, следовавший верхом рядом с ними и чувствовавший, что она раздражена, держался по отношению к Кассу откровенно враждебно. Слишком поздно она поняла, какую ошибку совершила, вовлекая Нэша в затянувшийся поединок между ней и Кассом. Сама того не желая, Пьюрити дала своему противнику возможность толкнуть Нэша к решительным действиям. Слова Касса все еще звенели у нее в ушах: Рано или поздно тебе придется сказать мне всю правду.

И тут она вспомнила еще одну его фразу: Я нашел коня Паряшего Орла… Мне было нетрудно проследить его путь до вашего стада. Там четко отпечатались копыта твоей лошади. Быть того не может…

Пьюрити снова перебрала в памяти события того осеннего дня, стараясь не упускать даже малейших подробностей, но ничего особенного не вспомнила, кроме того, что Бледнолицый Волк неожиданно вторгся в ее жизнь.

И тут с лестницы до нее донесся привычный звук шагов. Шаги приближались, и Пьюрити отпрянула в тень, затаив дыхание в ожидании подходящего момента.

Когда Касс был всего в нескольких футах от лестничной клетки, Пьюрити с угрожающим видом выступила вперед и тихо приказала:

— Стой там.

От ее глаз не укрылось изумление на его лице, когда она подняла руку и навела на него револьвер.

— Дальше ступай медленно… вот так. — С чувством растущего волнения в душе она ждала, пока Касс не преодолел последнюю ступеньку, ведущую на лестничную клетку и не обернулся к ней лицом, после чего скомандовала: — Не двигайся. Я хочу кое-что прояснить между нами.

Касс, стоявший напротив нее в узком коридоре, словно подавлял ее своим присутствием. Она почувствовала, что он взбешен, но старается сдержать себя.

Воцарившуюся тишину нарушил голос Пьюрити:

— Ты, наверное, уже решил, будто взял сегодня надо мной верх, настояв на постройке загона. Так вот, ты ошибаешься. Я не собираюсь впредь выполнять твои прихоти. И не думай, будто ты вправе тут распоряжаться только потому, что мы из кожи лезем вон, лишь бы убедить Стэна, будто на ранчо все благополучно. — Тихим тоном, который только подчеркивал бурлившую в ней ярость, Пьюрити добавила: — И еще ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что Стэн пошел тебе навстречу, предоставив комнату напротив моей.

С выражением ледяного презрения Пьюрити продолжила:

— Предупреждаю в первый и последний раз, так, чтобы впредь ты не заблуждался на мой счет: твой отец оставил тебя на ранчо, чтобы вести дела, однако в любом случае работники будут следовать моим приказам, а не твоим. Я не стала говорить Стэну о случившемся просто потому, что не вижу в том необходимости. Сама со всем справлюсь. Если же ты думаешь, что я могу потерять сон от беспокойства из-за твоих планов, то не обольщайся. — Пьюрити поджала губы. — Твоя комната отделена от моей только коридором, она с тем же успехом могла бы находиться на другом конце света. Видишь ли, я сплю не одна. — Она подняла револьвер еще на дюйм. — Мой приятель ночует у меня под подушкой, и я вполне могу ему довериться.

Пьюрити почувствовала, что Касс напрягся и с трудом сдерживается.

— Твой отец ясно дал понять, что я всего лишь женщина, однако вы оба не приняли в расчет одно обстоятельство: этот револьвер делает меня достойным противником любого мужчины. Я неплохо умею с ним обращаться и при случае не побоюсь пустить его в ход!

Выслушав Пьюрити, Касс процедил сквозь зубы:

— Я никогда в этом не сомневался.

— Можешь думать все, что угодно, — отрезала Пьюрити, — но я хочу внести ясность в наши отношения. Что бы ты ни затевал, один шаг за порог моей спальни — и ты покойник!

Не дожидаясь ответа, Пьюрити резко повернулась и направилась к себе в комнату. Запершись, она, не в состоянии даже пошевелиться, выжидала, пока за Кассом захлопнется дверь, и только тогда с облегчением вздохнула.

Смутное беспокойство заставило Шепчущую Женщину, вздрогнув, проснуться. Успокоенная теплом тела мужчины, спавшего рядом, она устремила взгляд в темноту вигвама. В глаза ей бросились седельные сумки, так и оставшиеся лежать у входа, небрежно сваленная в кучу одежда, остатки еды, забытые, когда голод другого рода взял верх. Румянец выступил на ее щеках, когда руки мужа сомкнулись во сне вокруг нее. Она знала, что любовь к ней не покидала его даже в самых сокровенных грезах, так же как и то, что она была его единственной подлинной страстью.

Но он любил и другую женщину. При этой мысли ее пронзила боль. Шепчущая Женщина не могла оторвать взгляда от спящего дорогого ей человека. Седеющие волосы обрамляли лицо, отмеченное печатью печали. Множество морщин проступало под глазами, когда-то излучавшими свет юности. Прожитые годы оставили неизгладимый след на его внешности, однако они не заставили поникнуть широкие плечи, не уменьшили силу рук, прижимавших ее к себе, не ослабили страсти, которую он доказывал ей с таким пылом. Но даже если бы это было не так, Шепчущая Женщина знала, что с того самого момента, когда она впервые увидела своего будущего мужа много лет назад ее сердце было навеки отдано ему.

Ее охватил прилив горьковатой нежности. У нее не выходили из памяти слова, которые Бледнолицый Волк говорил о Джулии. Та была добра к мальчику, когда его сердце переполнила ненависть. Она заботилась о нем, почти ничего не получая взамен, любила его как родного сына, хотя он ее упорно отвергал.