Невинная девушка с мешком золота - [18]

— Ладно, — говорил атаман. — Иди уж отсюда... Водик... Это моя кандейка, а не твоя!

Водолага хмыкал, но уходил. А на следующий день всё повторялось.

Лука исхудал и начал падать духом. Он, может, и не дожил бы до казни, но тут другой томильщик, глухонемой Бурдыга, принёс ему письмо от Тиритомбы и показал руками да зубами, что послание следует по прочтении съесть.

Хорошо ему, видно, заплатили.

Лука сперва выучил письмо поэта наизусть, а потом уж съел. Письмо было вкусное, сохранившее запах добрых щей, которыми Тиритомба на почтовой станции захлёбывал вино. Вином тоже припахивало.

С тех пор думу о неизбежной смерти сменила другая.

Дураку понятно, что имя этой думе было — месть. Реванш, земста, revenge, vindicta.

Мстить хотелось всем — негодяям-панычам, помещику Троегусеву, томильщику Водолаге и, наконец, самому Патифону Финадеичу.

Только на Аннушку Амелькину он зла никакого не держал, хоть она и разукрасила Нового Фантомаса коромыслом. Да и где она, Аннушка? Лука надеялся, что её освободили, во всём разобравшись, а быть может, и наградили за нанесение увечий страшному злодею... Хотя нет, милая Аннушка не приняла бы награды... Что, если она тоже здесь, в башне? И всё по его, Луки, вине...

Узник больше думает о побеге, чем тюремщик, это всем известно. У тюремщика есть личная жизнь, семья, сотоварищи по грязному делу, здоровье... Узник же владеет лишь отпущенным ему временем.

Проклятый Водолага уносил с собой и миску, и ложку, хотя ложка была гнучая, оловянная.

«Да ведь и глина — не камень!» — думал Радищев. Но тут он малость ошибался. Тюрьму обжигали с особым тщанием, по всем правилам, и от страшного жара глина так прочно спеклась, что и никакого камня не надо.

Но Тот, Кто Всегда Думает О Нас, подумал и о Луке.

Однажды ночью сон бежал от узника. Он ворочался на своём храпилище с боку на бок весь в мыслях о побеге и Аннушке Амелькиной.

И тут что-то кольнуло его в живот.

Видно, тулуп, в который он заворачивался, принадлежал другому узнику. А того, видно, плохо обыскивали или с воли кто передал...

Словом, в руках Нового Фантомаса оказалась острая вязальная спица. Спица была из лучшей британской стали.

«Теперь посмотрим, кто кого!» — сказал атаман стене...

... — И как ты не обопьёшься? — удивлялся Водолага, принося очередную кадушку с водой.

Тошняк томильщики жалели, но воды давали вдоволь. Кадушка была деревянная, следовательно — безопасная.

— Жар у меня внутри, — хрипел Радищев.

Капля камень долбит, одолеет и глину.

Для начала Лука прикинул, в какую сторону следует копать. Крепко надеялся, что не ошибся. И начал свою безнадёжную работу.

Сперва он поливал глину водой из кадушки. Потом не погнушался и жидкостью, в которую вода превращалась у него внутри. Всё равно вредный Водолага поставил ему ксюшу без крышки. Никто и не заметит в общей вони. Кроме того, та же ксюша скрывала и место подкопа.

— Ты бы её ещё рядом с кроватью поставил, — ехидничал Водолага.

— Сил нет добраться, — стонал атаман.

Мало-помалу глина стала поддаваться.

Глиняные крошки Лука сметал в ксюшу, которую всё-таки время от времени томильщикам приходилось опоражнивать. Но никто ведь не будет интересоваться её содержимым, надёжно прикрытым сверху!

Томильщики вообще распустились, поскольку из этой тюрьмы побегов не было. Да обычно и не задерживались в ней узники.

«Глядишь, к старости и докопаюсь», — уныло мыслил Радищев, но лежать без дела уже не мог.

Спииа, терзавшая размягчённую глину, издавала звук, напоминавший пение сверчка. Сверчки в тюрьме водились и тоже срока своего не знали. Звуки, ими издаваемые, были односложны и пронзительны.

И вдруг сверчку откликнулся другой сверчок.

ГЛАВА 12

— О горе! О проклятье! Напрасно доверился я старому компасу! Я совсем забыл, куда он здесь показывает!

Старец говорил по-испански, но Лука худо-бедно его понимал, так как знал и латынь, и, маленько, итальянский.

Оказалось, что старец и ерусланским владеет.

— Кто ты, мой юный собрат по несчастью? — спросил старец. Одежды на нём почти истлели, а лохмотья держались только на золотом шитье.

— Я — народный мститель Лука Радищев, Новый Фантомас, — сказал наш герой, но уже не с гордостью, а даже с какой-то неуверенностью.

— Не слыхал, — скупо заявил старец. — Знай же, о младой соузник, что видишь перед собою, возможно, последнего и единственного представителя прежнего мира...

— Какого это прежнего? — удивился Лука. — Разве до нас тут что-то было?

— Увы, мой бедный друг, было, да ешё как было-то! Мир был куда более богат и пространен, нежели нынче. Приготовься же услышать страшную правду -да только не всю, поскольку я крепко опасаюсь за твой рассудок...

— Не боись, дедушка, — покровительственно сказал Радищев. — Уж коль скоро я в тюрьме не спятил, то как-нибудь выдержу.

Тут он вспомнил о правилах приличия.

— Прости, почтенный, что назвал тебя дедушкой, поскольку не знаю твоего имени...

Старик выпрямился, и по стати его сделалось видно, что он явно непростого роду-племени.

— Знай же, юноша, что перед тобой лиценциат Саламанкского университета дон Белисарио Бермудо де Агилера-и-Орейро, знаменитый в прежнем мире путешественник и первопроходец, сподвижник великого Алонсо де Охеды, открывателя многих земель и царств Нового Света!