Невидимые империи [Тайные общества старого и нового времени на Западе] - [38]

.

…В различных изданиях первой половины XVIII в., еще до появления на сцене Сен-Жермена, излагалась странная история, приключившаяся будто бы в Венеции в 1687 г. (о ней оповестили тогда же местные газеты). В городе поселился человек, именовавший себя сеньором Гуальди. Никто не знал ни его происхождения, ни источников доходов. Хотя незнакомец не получал ни одного письма, никаких денежных переводов, он немедля расплачивался наличными за все делавшиеся им покупки. Он был принят в домах венецианской знати и в разговорах выказывал большие познания в науках и искусстве. Гуальди владел небольшой, но ценной коллекцией картин, которую с готовностью показывал всем, кто желал ее посмотреть. Как-то раз у него в гостях был один венецианский аристократ, который обратил внимание на портрет, изображавший самого Гуальди (к тому времени ему было не более 50 лет). Изумленный гость спросил его, как же так получилось, что картина несомненно принадлежит кисти Тициана, умершего 130 лет назад? Гуальди сухо ответил, что есть вещи, о которых непросто узнать, возможны они или не возможны, что быть похожим на портрет, написанный Тицианом, еще не преступление. Венецианец понял бестактность своего вопроса и поспешил удалиться. Однако он не избежал искушения рассказать о необычной картине друзьям. Те решили убедиться, увидев собственными глазами, но, когда они пришли навестить Гуальди, выяснилось, что он за час до этого покинул Венецию⁹⁷.

Гуальди явно послужил прообразом для рассказов о Сен-Жермене, которые он сам искусно распространял сначала в Париже, а потом в Германии. Внешне Сен-Жермен строго соблюдал католические обряды. В литературе высказывалось мнение, что он был членом или даже главой Ордена святого Иоахима, который, возможно, ранее был известен под названием «Посвященные братья Азии»⁹⁸. В конце 70-х годов XVIII в., когда Сен-Жермен жил в Лейпциге, Великий магистр прусских лож герцог Брауншвейгский поручил нескольким видным членам Ордена золотых розенкрейцеров — банкиру и саксонскому министру финансов Дьюосу, уже упоминавшемуся Бишофвердеру, купцу Фрелиху и саксонскому министру Вурмбу — переговорить с Сен-Жерменом и выяснить все, что можно, об этом загадочном человеке. Хотя все четверо пришли к выводу, что граф не являлся масоном, Бишофвердер полагал, что Сен-Жермен сообщил ему какие-то чрезвычайно важные тайны секретных союзов". Последним покровителем Сен-Жермена был масон герцог Гессен-Кассельский Карл. Очевидно также, что многие масоны считали Сен-Жермена одним из руководителей ордена, его будто бы даже избирали в 1785 г. (через год после смерти!) на масонскую конференцию в Париже¹⁰⁰. В переписке масонов можно встретить согласие с притязаниями графа на владение философским камнем и жизненным эликсиром и т. п. Члены оккультных обществ уверяли и в XIX, и в XX в., что им приходилось встречаться с графом Сен-Жерменом. Мадам Жанлис утверждала, что видела Сен-Жермена в 1821 г.; говорили, что он дружил с писателем Бульвар-Литоном в 1842 г., участвовал в заседании Великой ложи Милана в 1867 г. и даже, по словам известной неософки А. Безант, беседовал с нею в 1891 г.¹⁰¹ В последнее время появились любители связать легенду о Сен-Жермене со сказками о посещении земли космическими пришельцами…

Значительно большую роль, чем Сен-Жермен, в истории масонства сыграл Калиостро. Читателю, конечно, известно имя «великого мага», жизнь и приключения которого послужили сюжетом для романов, рассказов и пьес многих писателей — от Гёте до Александра Дюма, от Владимира Соловьева до А. Н. Толстого. Отметим, однако, что облик этого широко прославившегося шарлатана разнится на двух этапах его жизни настолько, что в литературе вновь обсуждается, казалось бы, давно решенный вопрос: являются ли Джузеппе Бальзамо и граф Алессандро Калиостро одним и тем же лицом? Ведь главными доказательствами тождественности довольно примитивного сицилийского мошенника и «великого мага», «божественного Калиостро» были, во-первых, утверждения известного памфлетиста Тевено де Моранда, а во-вторых, материалы инквизиционного трибунала в Риме. Ни тот ни другой источник не заслуживают особого доверия. Подвизавшийся в Лондоне французский журналист Тевено де Моранд был одновременно шпионом и профессиональным шантажистом. Публицистическая его деятельность поставлена на службу главному, оказавшемуся весьма доходным занятию. Сведения Моранда основывались на показаниях жены Бальзамо — Лоренцы, которая была в это время заключена по требованию мужа в тюрьму Сен-Пелажи и стремилась отомстить своему супругу. Кроме того, не исключено, что ее заявления были фальшивкой, сфабрикованной Морандом. Второй источник — протоколы инквизиции — столь же подозрителен: в задачу святых отцов входило всячески очернить Калиостро, а угрозой пытки они могли добиться от него, и действительно вымогали, любые угодные им признания (вероятно, вдобавок уверив самих себя в истинности этих самооговоров).

Конечно, имеются и другие доводы в пользу тождественности Бальзамо и Калиостро, но едва ли не все они оказываются палкой о двух концах. И Бальзамо и Калиостро были женаты на римлянке, девичья фамилия которой — Феличиани. Но это очень распространенная фамилия, и, если Бальзамо переименовал себя в Калиостро, непонятно, почему он пренебрег напрашивающейся предосторожностью — одновременно, чтобы не быть разоблаченным, изменить также фамилию жены. Калиостро в Лондоне в 1777 г. подписывался «Джозеф Калиостро», а не «Алессандро», тем самым как бы неосторожно разоблачая свое тождество с Джузеппе Бальзамо. Но этот же факт допускает и прямо противоположное толкование: поскольку Калиостро не скрывал, что использовал различные псевдонимы, подпись «Джозеф» можно считать следствием того, что он не знал о существовании Бальзамо. Правда, один из встречавших Бальзамо в 1772 г. в Лондоне признал в нем Калиостро. Но этот свидетель (некий Эйлет) позже был осужден и выставлен у позорного столба задачу ложных показаний.