Невидимое оружие - [6]

Получил свое и Петер.

— Ладно бы, когда глупый зверь принимает ножные ванны в чернильнице, — кричала Шари, — но ты-то человек разумный и, кажется, образованный! Смотри, что вы натворили!

На лиловом шарфе Агаты Корнелиус красовалось серое пятнышко величиной с горошину. Петер поглядел на него с покаянным видом.

— Я даже не прикасался к портрету!

— Прекрати свои глупые шутки! Может, краска сама отскочила? Ты размахивал своим свистком до тех пор, пока домахался… Бедная бабуля!

— Не к чему так убиваться. Я отдам картину в реставрацию.

Сакач подошел к стене и принялся рассматривать пятно на шарфе.

— Оно и в самом деле свежее?

— Конечно, свежее, — ворчала Шари, упрямо надув губы. — Утром я стирала с картины пыль и никаких изъянов не заметила. Петер сбил краску свистком.

Сакач нагнулся поближе и вгляделся в небольшое пятнышко, которое оказалось не чем иным, как обнажившимся холстом — тем самым, на котором четыре с лишним века назад итальянский живописец по имени Фини написал портрет Агаты Корнелиус.

— Но я же сказал, что отремонтирую картину, — уверял Петер.

Решительным движением от опустил на пол Оттокара.

— Ладно, я сама поищу реставратора. А теперь пойду и сварю кофе… Имре! Вы уже уходите?

— Мне сейчас пришло в голову… — пробормотал Сакач, и не прощаясь, выскользнул из комнаты.

Петер бросился вслед и чуть не столкнулся с ним в дверях — Сакач возвращался в комнату.

— У вас нет под рукой календаря? Там, где можно справиться о дне именин.

Шари изумленно взглянула на него.

— О дне именин?

— Ну да, знаете, с именами в алфавитном порядке… У вас, случайно, нет знакомой, по имени Бианка? Когда день Бианки?

Шари покопалась в сумке, вынула карманный календарик и протянула Сакачу.

— Вот здесь, вверху.

— Бела… Бенэ… Бианка! Пятнадцатое октября… Спасибо, Шари, я побежал.

Да, все это очень смахивало на железнодорожные вагоны на сортировочной горке. Состав формируют из вагонов. Их прицепляют один к другому в порядке прибытия. Паровоз подталкивает вагоны, и они скатываются вниз. У первой стрелки один вагон сворачивает направо, у второй — налево, у третьей… За одним составом следует другой, его вагоны тоже отцепляют, сортируют, а потом у подножия горки на разветвляющихся веером путях формируют новые составы. Каждый вагон на своем месте, в соответствии со своим назначением. Железнодорожник-сортировщик у распределительного щита сверху наблюдает за вагонами и нажимает на кнопки то одной, то другой стрелки…

Но с формированием состава придется обождать. Не хватает нескольких вагонов. Сведения и идеи не прибывают по расписанию. Надо ждать. А потом, когда все будет собрано воедино, состав можно отправлять в путь!

Сакач поднял голову и улыбнулся.

Он стоял возле Национального музея. Его привел сюда инстинкт. Без колебаний он пересек парк и поднялся на второй этаж, в газетный архив. После двухчасовой кропотливой работы он нашел то, что искал, что смутно брезжило в глубинах его подсознания. Он даже боялся верить собственной догадке. Когда-то ему довелось прочитать в «Эшти Хирлап» одну заметку. А теперь он хотел отыскать ее источник и потому попросил принести итальянские, точнее, римские газеты. В номере «Оссерваторе романо» двухлетней давности он отыскал нужное сообщение. Знаменитый итальянский искусствовед с возмущением писал о безразличии властей: толпы туристов, наводняющих Италию и главным образом ее столицу, ведут себя как настоящие варвары. Рано или поздно они не только Форум растащат по камешкам, чтобы использовать их в качестве пресс-папье, но и к памятникам отнесутся так же. В качестве примера искусствовед сослался на случай с картиной в одном из боковых алтарей собора св. Петра. На картине было обнаружено круглое пятнышко — видимо, след воздушного ружья, или рогатки, или еще какого-то оружия; от выстрела с этого места картины слетела краска.

Сакач обратил внимание на дату — четвертое ноября. Он глубоко вздохнул, почувствовал, что, кажется, напал на след. Теперь следовало внимательно осмотреть одно из мест происшествия. Ближе всего была консерватория.

На следующее утро Сакач отправился туда.

В этом сезоне концерт Раджио был заключительным. Уже на другой день начался ремонт большого зала. Из-за жары все двери были распахнуты настежь, между рядами стульев к потолку вздымались строительные леса, с правой стороны эстрады, балансируя на стремянке, работал электромонтер. Он ковырял деревянную темную обшивку стены, вытаскивал провода для проверки и недовольно ворчал.

— Опять спутали осветительный на двести двадцать с аварийным. — Он сердито стукнул кулаком по деревянной обшивке. — Будто из мрамора, ее и сталью не поцарапаешь. Из чего она, черт побери, сделана? Из красного дерева, что ли? — Взгляд его упал на Сакача. — Добрый день. Вы кого-нибудь ищете?

Сакач представился, монтер спустился вниз. В первый момент он держался настороженно, но вскоре оттаял и разговорился. Сакач мысленно поздравил себя с удачей: он напал на дежурного монтера, в чьи обязанности входит быть готовым к любым непредвиденным случайностям во время концертов.

— …Строго говоря, открывать двери до антракта запрещается, но зрители словно с ума посходили — аплодировали, даже ногами топали, и мне захотелось взглянуть на певца. Я приоткрыл первую от сцены дверь и осторожно встал вон там… Видите? Он тогда исполнял последнюю песню на бис. К концу он, вероятно, почувствовал сквозняк — эти певцы такие чувствительные, — потому что повернулся в мою сторону. Ну, думаю, теперь жди нагоняя — нажалуется итальянец начальству. И тут вдруг слева раздался какой-то хрип. Смотрю, пожилой мужчина голову вперед наклонил и соскользнул со стула на пол. Певец кончил петь, люди хлопают, кричат, а я побежал помочь вынести этого господина из зала. Отнесли мы его в репетиционную, вызвали скорую помощь. Потом у нас говорили, будто это был американский делец, о котором так много писали в газетах. Вот и все, что я знаю. Пригодится?