Невидимая невеста - [17]

Капитан Харалан, подняв крестьянина с земли, стал его расспрашивать и узнал следующее: бедняга сделал шагов двадцать в конце площади и вдруг почувствовал сокрушительный удар, словно его толкнул спереди какой-то сильный человек, хотя вокруг никого вроде и не было…

Где же правда в этом рассказе? Действительно ли крестьянину нанесли сильный и неожиданный удар? Но удара не может быть без ударяющего. Возможно, причина — порыв ветра, но в то время погода стояла совсем тихая. Получалось, человек упал по какой-то непонятной причине…

Оставалось предположить одно из двух: либо у потерпевшего галлюцинации, либо он выпил. Пьяный падает сам собой, просто в силу закона тяготения.

Общее мнение склонилось именно к этому. И хотя крестьянин божился, что не пил, стражи порядка увели его, упирающегося, в полицейский участок.

Когда инцидент был исчерпан, мы поднялись в восточную часть города. Из переплетающихся улиц и улочек здесь начинается настоящий лабиринт, из которого иностранцу невозможно выбраться.

Наконец мы дошли до замка на одном из гребней горы Вольфанг.

Это была настоящая крепость, венгерский акрополь, «вар» по-мадьярски — цитадель феодальных времен, угрожавшая как внешним врагам — гуннам или туркам, так и вассалам сюзерена. Высокие зубчатые стены с навесными галереями и бойницами, массивные башни, из которых самая высокая, донжон, господствовала над всей окружающей местностью.

По подъемному мосту через заросший кустарником ров мы достигли закрытой галереи между двумя вышедшими из строя массивными мортирами. Над нами торчали жерла пушек старинной артиллерии, которые теперь используются в качестве причальных тумб на портовых набережных.

Перед Хараланом благодаря его званию, естественно, открывались все двери древних крепостей, место которым — среди исторических памятников. Несколько старых солдат, охранявших замок на горе Вольфанг, отдали полагающиеся офицеру воинские почести. Когда же мы оказались на учебном плацу, капитан предложил подняться на угловой донжон.

Чтобы очутиться на верхней площадке, нам пришлось преодолеть по меньшей мере двести сорок ступенек винтовой лестницы.

Когда я шел вдоль парапета, перед глазами открывался еще более широкий горизонт, чем с башни особняка Родерихов. Эта часть Дуная, который поворачивает здесь на восток в направлении Нойзаца[65], простирается, если не ошибаюсь, на расстояние не менее тридцати километров.

— Теперь, дорогой Видаль, — сказал мой замечательный гид, — вы частично знаете Рагз. Вот он весь у наших ног…

— Увиденное здесь, — ответил я, — показалось мне очень интересным, даже после Будапешта и Прессбурга.

— Я рад, что вы так говорите. Когда закончите осмотр Рагза, познакомитесь с нравами и обычаями его жителей, со всем его своеобразием, вы, без сомнения, сохраните о нем прекрасные воспоминания. Мы, мадьяры, любим наши города сыновней любовью! Здесь в отношениях между различными классами царит полное согласие. У населения в высшей степени развиты чувства независимости и самого пламенного патриотизма. Кроме того, имущий класс охотно помогает обездоленным, и их число из года в год сокращается благодаря центрам милосердия. По правде говоря, вы встретите здесь лишь немного несчастных, и, во всяком случае, им сразу же приходят на помощь, когда становится известно, что в этом возникла необходимость.

— Я это знаю, дорогой капитан, как знаю и то, что доктор Родерих никогда не отказывает бедным и что госпожа Родерих и мадемуазель Мира возглавляют благотворительные учреждения.

— Моя мать и сестра делают лишь то, что обязан делать каждый в их положении и с их достатком. По-моему, милосердие — наш первейший долг!..

— Разумеется, — проговорил я, — но как выполнить его наилучшим образом?!

— Это — тайна женщин, дорогой Видаль, и одно из их неотъемлемых качеств…

— Да… и, бесспорно, самое благородное.

— Одним словом, — продолжал капитан Харалан, — мы живем в спокойном городе, уже не подверженном или почти не подверженном политическим страстям. Однако Рагз ревниво оберегает свои права и привилегии и готов их защищать от малейшего посягательства со стороны центральной власти. Я считаю, что у наших сограждан есть только один недостаток…

— Какой же?

— Они немного склонны к суевериям и слишком охотно верят в сверхъестественное! Им больше, чем следовало бы, нравятся вымыслы об оживших мертвецах, о привидениях, духах и прочей чертовщине! Я хорошо знаю, что жители Рагза — правоверные католики и что практика католицизма способствует такой предрасположенности умов…

— Таким образом, — произнес я, — если исключить доктора Родериха — врачу это несвойственно, — то можно предположить, что ваша мать и ваша сестра?..

— Да, и они, и все окружающие подвержены этой слабости. Именно слабости, другого слова не подберу. И побороть ее я пока не в силах. Может быть, Марк мне поможет…

— Если только мадемуазель Мира этому не воспротивится!

— А теперь, дорогой Видаль, нагнитесь над парапетом… Посмотрите на северо-восток… туда… там на краю города видите террасу и бельведер?

— Вижу, — ответил я, — кажется, это башня особняка Родерихов…

— Вы не ошиблись, и в этом особняке есть столовая, там через час будет подан завтрак, а поскольку вы — один из приглашенных…