Невесты Аллаха; Лица и судьбы всех женщин-шахидок, взорвавшихся в России - [25]

Как я выясню потом, Ахмед Юпаев воевал на стороне ваххабитов, был очень религиозным человеком. В 2000 году его убили в бою под Урус-Мартаном.

Она просит младшую дочь принести какой-то пакет. Потом бережно достает оттуда потрепанный паспорт. Титульный лист залит кровью, на нем — отпечаток чьего-то большого пальца.

— У нее, наверное, обида осталась?

— Да. Боль какая-то. Она часто вспоминала брата. Других ребят, с которыми дружила и которых убили потом. Книжки религиозные читала. Платок носила. Изменилась она с той поры. А в последнее время, незадолго до своего исчезновения, она просила меня: «Мамочка, если меня похитят, чтобы замуж забрать, не оставляй меня! Найди обязательно!». Так часто она мне это повторяла, так умоляла. Подойдет, обнимет: «Мамочка, ты найдешь меня, если меня увезут?».

— А почему она так говорила? Ее что-то беспокоило?

Люба на секунду замолкает.

— Да нет вроде бы. Она веселая была, когда так говорила. Но, видно, что-то ее беспокоило, о чем она не хотела говорить. Может, ее Мадина уговаривала, — и Люба тут же спохватывается: — Ну, в смысле замуж выйти за кого-то, а она не хотела.

В соседней комнате неожиданно появляется высокий чеченский старик в папахе из седой овечьей шкуры. Прихрамывает, опирается на трость. Пока мы разговариваем, он неслышно, словно тень, ходит по комнате и что-то ищет.

Тут я понимаю, что он не просто что-то ищет, он еще и вслушивается в нашу беседу. Настороженно, напряженно, не произнося ни слова.

Наконец выходит, обувается и закрывает за собой дверь. И Люба произносит то, что, видимо, так боялась произнести при муже:

— Мне бы найти ту женщину, которая передавала записку. Ту, взрослую. Если бы я ее встретила, я бы из нее котлету сделала.

— Какую женщину?

— Ту, которая их обманула, ездила собирала их. Полная такая, лет сорока. Я поехала искать ее в Беркат-Юрт, но не нашла. Там я так реветь стала, схватила этого Хамзаева — он там же был — и давай его трясти: верни дочку!

А он меня отшвырнул и так грубо сказал: чего орешь, вон у мужика из Беркат-Юрта (речь идет о Наби, отце Марины Бисултановой. — Авт.) тоже дочку увезли, так он не орет и не дергается! Ой, как я на него кидалась. Говорю ему: ты войны хочешь? Ты хочешь, чтобы я из ФСБ кого-нибудь привезла? А он мне в ответ: «Не поднимай шум, а то и дочке твоей будет плохо, и тебе тоже». Я и замолчала и вернулась ни с чем.

— Почему?! Ведь Заира вас просила найти ее, если что-то случится.

Люба, нерешительно разводя руками:

— Да, наверное, могла бы… У меня знакомый хороший в Наурской ФСБ работает, можно было бы к нему пойти. Но этот мужик, Хамзаев, он ведь сказал, что будет хуже, если шум поднимать.

Странная история. Ваххабитская семья Юпаевых, оказывается, «имеет хорошего знакомого в ФСБ». Но когда исчезает дочь, мать, несмотря на просьбы дочери, предупреждавшей мать о том, что скоро случится, все-таки никуда не обращается. Не ищет дочь. Не спасает.

— Люба, вы проводили траур по Заире, когда узнали, что она убита?

— Нет, что вы. Я боюсь. Сижу и не дергаюсь. Начнутся разговоры, сплетни пойдут про этот «Норд-Ост», а у меня еще три пацана растут. Боюсь я.

А теперь стоит пояснить, чего же на самом деле боятся Люба и ее муж Башир. И почему они не пошли в милицию и ФСБ. И почему они, дрожа, боятся даже провести траур — своего рода поминки — по убитой дочери.

Они знали. Все знали. С кем общалась дочь, кто увез ее в тот же день, что и Марину Бисултанову, — 30 сентября 2002 года — на черной «Волге».

Отец Заиры — старый седой Башир — дал добро тем людям, что посадили его дочь в машину и увезли навсегда. Когда его вызвали в ФСБ, он недолго отпирался от того, что знал, кто и куда увезет его дочь.

— Как? Зачем? — хочется кричать, стучать кулаками по столу, схватить его за воротник и закричать что есть мочи: «Как ты мог продать свою дочь?!»

Цена Заиры — 30 тысяч долларов.

Им, наивным дуракам, пообещали, что их дочь вернется домой. Но предупредили, что риск велик. Чаша весов недолго дрожала: 30 тысяч долларов и жизнь одной из дочерей.

И Башир, подумав, дал добро.

В дни «Норд-Оста» он даже не ходил смотреть телевизор к соседке. Его семья была ваххабитской, телевизор в доме иметь не полагалось. Бегала Люба. Высматривала, надеялась увидеть ее, свою кровиночку. Они, как звери, затаившись, ждали развязки.

Развязка оказалась страшной. Их дочь задохнулась, а потом ей прошили голову пулями. Они проиграли.

30 тысяч долларов перевесили жизнь дочери.

Башира после теракта вызвали в ФСБ Наурского района и сказали:

— Мы знаем, кому и за сколько ты продал свою дочь. Так вот, если ты шелохнешься и надумаешь тихонечко свалить, мало тебе не покажется.

Я не знаю, плакать или злорадствовать: Башир не получил ни копеечки. Его обманули.

Он не может никуда переехать. Живет под бдительным оком спецслужб. Он не смог даже похоронить свою 25-летнюю дочь. А самое страшное у чеченцев — не предать тело земле. Считается, что душа не находит приюта на небе и обречена на вечное скитание.

И Башир отныне никогда больше не будет спать спокойно, пока его дочь мается между небом и землей.

…Теплый день 30 сентября. Заира возвращается со свадьбы, ее перехватывают по пути и сажают в машину. Надо ли объяснять, откуда эти люди знали, где будет в этот день Заира? Где ее легко, без сцен и вопросов, можно забрать? Эх, старый Башир…