Невеста Субботы - [127]

Я сказала, что не видела никого костра. Только то, как кровь из разбитого черепа Гастона растекается по черно-белым плитам. Мне было отвечено, что я ничего не видела, потому что не была в тот миг на грани жизни и смерти, между этим миром и тем. Ergo, спрос с меня невелик. А он, Джулиан Эверетт, был. Так что и спорить тут не о чем. Когда он договорил, я огляделась вокруг и увидела, что гости застыли на местах, а те, кто тянулся к блюду с рахат-лукумом, держат руки на весу. И все как один были бледны. Даже те, кого природа наделила смуглотой.

Ну вот, столько чернил извела, а к самому главному подбираюсь только теперь! Этим летом, когда парламент был распущен на каникулы, мы побывали на плантации Фариваль. Джулиан вознамерился показать детям землю их предков и привел задумку в исполнение. Конечно, я опасалась плыть через всю Атлантику с двумя крохами на руках, но вояж оказался не таким утомительным, как я его запомнила. Потому, наверное, что мы ехали первым классом на самом современном пароходе компании «Кунард». Помнишь, как мы с тобой оттаптывали друг другу подолы, когда пытались разойтись в каюте? На этот раз каюта оказалась такой просторной, что детям было где побегать с мячом, а мягкий ковер оберегал от синяков их коленки. Стены были затянуты шелковыми обоями, на окнах — бархатные гардины, и даже защитные бортики на кроватях были из красного дерева. Настоящая роскошь — все как я люблю. Из нашей маленькой компании несладко пришлось только няне. Бедная миссис Прингл, она же Ринни, две недели не покидала дамскую гостиную, где сосала лимон в обществе других жертв морской болезни. Тем временем я сама играла с Лиззи в куклы, а Джулиан показывал Артуру китов и прочую морскую живность.

Но чем ближе мы подплывали к плантации, тем тяжелее становилось у меня на сердце. Язык присох к гортани, хотя к жаре я привычная. Уже потом, когда речной пароходик причалил к берегу, дети вприпрыжку побежали по трапу, за ними семенила нянька и сошел, сильно хромая, Джулиан, а я никак не решалась ступить на землю. Заметив мою неуверенность, муж протянул мне руку, и я вцепилась в нее судорожной хваткой. С таким трудом я вырвалась из этого мира, так зачем же лезу к нему в пасть? Вдруг она опять на мне сомкнется?

Бабушка дожидалась нас на веранде. Она опиралась на мятно-зеленые, блестящие от свежей краски перила и пощипывала ленты чепца. Дети козырнули хорошими манерами: Артур шаркнул ножкой, Лиззи присела, смешно согнув толстые коленки. Усмехнувшись, бабушка поманила их леденцами, и тогда наша мелюзга, забыв о приличиях, затопотала по ступеням. «Какие они у тебя белые», — заметила бабушка, пропуская всех в дом. При виде ее ухмылки, обнажившей бурые зубы, с меня слетела робость. И я, конечно, призналась, что выкрала обоих из коляски у белой леди, в связи с чем меня ищет вся лондонская полиция. Старуха расхохоталась. Сказала, что всегда верила, что я сумею окрутить белого, хотя мой законный брак стал для нее сюрпризом. Но раз так, то ее белые правнуки, безусловно, унаследуют плантацию. У меня на языке крутился ответ, что это вообще-то само собой разумеется, учитывая, сколько средств вложил в плантацию Джулиан — каждая шестеренка на сахароварне куплена за наши деньги! Но я лишь молча поцеловала ей руку. Кстати, про тебя она так ничего и не сказала. Мне кажется, она боится вслух произносить твое имя.

Ни Нору, ни мадам Селестину я на плантации не застала. Моя мать умерла еще в августе семидесятого, сразу после нашего отъезда. Негры рассказали, что ее унесла лихорадка, но я думаю, что ее, как болото, засосала в себя тоска. Мадам Селестине повезло больше. Получив вести о твоем отбытии и моей свадьбе, она вытребовала у свекрови свою долю и вернулась в Натчез, где основала молитвенное общество для офицерских вдов. Наверное, даже лучше, что их обеих там не было. Мадам Селестина так зыркнула бы на моих детей, что я разорвала бы ее на мелкие кусочки, а мама не знала бы, как держаться с белым зятем. Но я все равно прорыдала весь день напролет. Мне ведь так хотелось, чтобы они обе увидели меня такой — не гулящей девкой, а женой видного политика, матерью двух очаровательных крошек, за которыми ходит белая нянька! Это поставило бы точку в конце моей прошлой жизни.

В воскресенье после церкви, где у меня спина чесалась от завистливых взглядов, мы отправились на прогулку. Только Ринни пряталась в спальне, обложившись льдом, — наш климат казался англичанке адским пеклом. Дети играли взапуски вокруг фруктовых деревьев и набивали рты персиками, чавкая и размазывая по лицу мякоть. Мы с Джулианом, держась за руки, прогуливались по дорожкам. Хромота не позволяет ему ходить быстро, но никак не сказывается на его энергичности. Гуляет он черепашьим шагом, зато подолгу. Мы обсуждали дела, связанные с сахароварней, как вдруг на меня со всего разбегу налетел Артур. А за ним и Лиззи, такая липкая и сладкая, что хотелось ее тут же обцеловать. Вереща наперебой, дети потребовали рассказать, как мама с тетей Фло были маленькие. Где бегали, во что игрались. Малыши канючили и висли на мне, а я стояла, как колода, и слова вымолвить не могла.