Невеста смерти - [24]

— Марс, — она укоризненно глянула на него и стряхнула локтем его ладонь, слишком уж откровенно ласкавшую ей бедро, забираясь вверх под подол.

— Тебе не нравится? — прошептал он, глядя в ее бездонные глаза и видя там свое отражение, причем весьма неприглядное, но стесняться распухшего глаза и наскоро смытых потеков крови на подбородке, груди и шее было некогда.

— Марс…, - она покрыла шов мазью и теперь осторожно втирала ее вокруг раны. — Ты переигрываешь. Кроме этой моли, нас никто не видит.

— Она насплетничает. И ты же понимаешь, что эти недоумки тоже хоть из-за ее спины, но что-то видят. И надсмотрщик в дверях.

— Да, вообще-то нам такие слухи на руку.

И он дал волю своим рукам, сомкнув их на ее тонкой гибкой талии в тот момент, когда она наклонилась к нему еще раз, чтобы забинтовать рану.

Пока она промывала, смазывала и бинтовала ему руки, он тянулся к ней губами, и, как она не отстранялась, поцеловал пару раз ее предплечья, ощутив на губах чуть солоноватый вкус ее гладкой и нежной кожи.

Они так в обнимку и вышли из валентрудия, причем Гайя даже не оглянулась на Рениту, копавшуюся на столе, наводя порядок после перевязок.

— Марс, я тебя сейчас умою как следует, а то там только размазала тонким слоем. Как же ты так весь и правда обляпался?

— Если честно, то и сам не понял, головой вертел, наверное. А помыться? — он сокрушенно повертел завязанными ладонями. — Да, затруднительно будет. И вот зачем ты все это намотала?

— К утру ссадины успокоятся под слоем мази. Так что не мочи руки, я сама все сделаю.

И он доверился ей — впрочем, уже не в первый раз. Но вот только впервые ощутил, как волнуют его ее прикосновения и заставляют замирать сердце. И это пугало молодого центуриона — им предстояла серьезная работа, и смешивать ее с чувствами было страшно. Они изначально не исключали, что на арене могут оказаться друг против друга — а там по обстановке.

Ни для Гайи, ни для Марса тренировки в лудусе не представляли особой нагрузки — в отличие от многих гладиаторов из числа пленников-варваров, у которых не было заведено специально обучать войско, а в случае необходимости все мужчины брались за оружие и шли защищать селение, в основном полагаясь на свою силу и храбрость. Но выносливость и физические силы, необходимые, чтоб корчевать вековые леса, пахать землю и охотиться на диких зверей, помогали противостоять набегам таких полудиких соседей с дубинками, а вот против обученной и дисциплинированной римской армии были бесполезны.

Все эти мужчины, захваченные в плен в самых разных уголках Римской империи — ну, или тех уголков Ойкумены, которые Империя уже заранее считала своими — по-разному относились к своей новой роли аренного бойца. Для некоторых это была реальная возможность стремиться к получению свободы за проявленную доблесть, что открывало перспективы даже дальнейшей службы во вспомогательных когортах Римской армии. Кто-то потерялся среди такой смены событий, и тихо влачил возложенное на него бремя, живя по принципу «день прошел, и хорошо». Но были и те, кому подобная жизнь претила не только большим количеством запретов и требований, постоянным пребыванием среди людей и выполнением чужой воли, но и постоянной тяжелой работой на учебной арене.

А Гайя откровенно наслаждалась отсутствием повседневных обязанностей командира серьезного подразделения, вынужденного постоянно принимать решения и отвечать за своих подчиненных. Раннее утро, начинавшееся с пробежки по внутреннему периметру лудуса, приносило ей ощущение легкости и радости в отдохнувшем за ночь теле — гладиаторскую школу не поднимали по тревоге, в отличие от боевых подразделений и вигилов.

Больше всего ей нравилось прыгать на приспособлении, которое являлось традиционным для тренировки гладиаторов, но практически не использовалось в армии — наверное, из-за своей громоздкости, хотя тащили же за собой в обозе разобранные на детали метательные и осадные орудия. Вращающиеся вокруг центральной оси расположенные на разном уровне тонкие брусья заставляли то высоко подгибать ноги, но пригибаться под пролетающей над головой деревяшкой — и все это, ни на мгновение не переставая прыгать. Многие невольно останавливались, чтобы полюбоваться грациозными прыжками девушки, которая не могла скрыть улыбку на обрамленном растрепавшимися золотистыми кудряшками лице.

Она с неохотой уступила место следующему гладиатору, а сама, повинуясь указаниям наставника, побежала к турникам.

Марс сразу заметил, что оказался на этом упражнении рядом с Гайей, и решил продолжить начатую линию поведения — пусть весь лудус видит, как он пытается завоевать ее если не сердце, то хотя бы тело. Это оправдает их общение — а иначе, как оказалось, в стенах лудуса им невозможно было бы подойти друг к другу, чтобы обсудить дела — большинству обитателей гладиаторской школы было бы слишком сложно поверить в обыкновенную дружбу между мужчиной и женщиной, даже если они оба воины хоть куда.

Он легко подпрыгнул и уцепился за отполированную годами и сотнями ладоней деревянную перекладину такой ширины, что удобно ложилась в ладони, и скосил глаз. Гайя висела лицом в другую сторону, но чуть дальше, и их разделяли еще четыре человека.