Невеста с миллионами - [76]

Впрочем, не предпринять ли ради Инес последнюю попытку к примирению? Теперь, когда его судьба решена, можно сбросить маску.

— Я знаю пленников, которых увел с собой Вильгамену, — сказал он. — Мне довелось слышать разговор об этом деле в Пресидио-дель-Норте. Почему Вильгамену не начать переговоры с белыми людьми? Белые люди будут рады вновь обрести свою сестру и отдадут за нее деньги, оружие, припасы для ружей, огненную воду и одеяла.

— Так ты все-таки был шпионом! — воскликнул Вильгамену, потеряв самообладание.

— Нет. Я говорил с белыми людьми в пресидио. Тогда они ничего не требовали, кроме мира с Вильгамену. Как случилось, что вы дважды поднимали друг против друга оружие и теряли своих воинов, вместо того чтобы обменяться словами мира?

— Твои братья подняли оружие первыми, — мрачно заметил Вильгамену. — Ты ответишь за это! Остальные пленники умрут вслед за тобой — никакого выкупа мне больше не нужно!

Глаза вождя вспыхнули мстительным огнем. Увидев это, капитан перестал сомневаться, что именно сейчас Вильгамену высказал свое истинное намерение.

— Если ты мне позволишь выступить посредником, я уверен, что сумею все уладить наилучшим образом, — сказал Эдмон, рискнувший еще раз попытать счастья. А поскольку Вильгамену помедлил с ответом, словно размышляя, капитан добавил: — Я напишу письмо вождям бледнолицых. Ничего не предпринимай, пока я не получу ответа.

— Нет! — запальчиво вскричал вождь. — Кровь Текау и Лилигары взывает к мести, нужно умиротворить их души. Твои белые братья собираются похитить у меня пленников без всякого вознаграждения, они хотят обмануть надежды Вильгамену… но будут сами обмануты. Раз уж Вильгамену не удалось освободить своего отца, пусть все пленники умрут!

— Но ты забываешь, что освобождение твоего отца зависит не от белых, а от мексиканских вождей в Чиуауа и Мехико, — горячо возразил Эдмон. — Однако заступничество белых может стать очень важным для тебя и твоего отца. В крайнем случае они могут устроить ему побег.

— Вы все — лжецы! У вас раздвоенный язык, словно у змей! — вскричал Вильгамену. — Красному человеку не пристало слушать ваши слова — вы его обманете! Я мог бы приказать замучить тебя до смерти как шпиона, но я не нарушу слова. Ты должен защищать свою жизнь.

Старик индеец дал знак Эдмону двигаться вперед. Все доводы капитана в пользу примирения были исчерпаны. Больше говорить было не о чем. Он понял истинную причину. Вильгамену, стремившийся, естественно, решить дело полюбовно, оказался по чьей-то оплошности втянутым в кровавую стычку — кто-то из краснокожих или людей Альфонсо поторопился открыть огонь, завязалась схватка, и теперь между обеими сторонами стояли тени погибших, препятствуя примирению.

Эдмон зашагал в направлении, которое указал ему старик, и вскоре очутился на открытой площадке у северного конца деревни. Выяснилось, что деревня больше, чем он до сих пор считал. Здесь он увидел пять приготовленных костров, на которых лежало пять трупов погибших индейцев — вероятно, тех, кто был убит прошлой ночью. Около них сидели плакальщицы, однако вели себя спокойно. Здесь же собралось, наверное, все мужское население деревни, за исключением, может быть, тех, кто находился в дозоре. К своему удивлению, Эдмон заметил, что все индейцы пришли без оружия. Какой удобный момент для нападения! Но, правда, незаметно приблизиться на этом ровном, открытом месте невозможно — так по крайней мере он считал.

Посередине площадки был установлен столб, украшенный на вершине и по бокам пучками перьев. К нему были прикреплены два кольца: одно — внизу, у самого основания, а второе — приблизительно на высоте четырех футов от земли. Рядом лежали два блестящих томагавка. Эдмон догадался, что один из боевых топоров предназначен для него.

Его и в самом деле тотчас подвели к столбу и прочными кожаными ремнями привязали левую руку и левую ногу к кольцам, однако сделали это с таким расчетом, чтобы он имел возможность немного передвигаться. Правая рука и правая нога капитана оставались совершенно свободными.

Со странным чувством рассматривал Эдмон томагавки, которые, казалось, тоже смотрели на него своими блестящими лезвиями. Никогда прежде он не держал в руках такого оружия и, разглядывая его, уже прикидывал, как бы половчее орудовать им, чтобы отразить нападение соперника.

Впрочем, он предполагал, что и более молодое поколение индейцев не имеет особых навыков в таком поединке, ибо огнестрельное оружие уже начало вытеснять холодное.

— Со сколькими красными людьми мне предстоит сражаться? — поинтересовался он у переводчика.

— С одним, — ответил старик. — Ты вправе выбрать любого среди тех, кого здесь видишь. Правда, твоим соперником не может быть старый или больной индеец.

«С одним!» — повторил про себя Эдмон, непроизвольно вытягивая правую руку — у него была сильная мускулистая рука, ибо молодой парижанин с детских лет страстно увлекался фехтованием и, говорят, не знал себе равных в этом искусстве.

Тут кровь бросилась ему в лицо. Он увидел приближающихся пленников. Первой шла Инес. Правда, лицо ее было закрыто, но он узнал ее по походке. Увидев, что он привязан к столбу, она оторопела, но тут же справилась с собой и, ускорив шаги, подошла ближе. Вслед за тем она отбросила назад покрывало с двумя отверстиями для глаз и устремила на Эдмона взгляд, проникший в самую его душу. Затем подошла к Вильгамену и громким голосом, очень серьезно и в то же время бойко заговорила с ним на его родном языке. Слушая ее, вождь не смог скрыть некоторого смущения и робости. Все его упрямство куда-то исчезло, и он нередко опускал глаза. В ответ он иногда произносил несколько слов. Но в конце концов заговорил довольно запальчиво и, казалось, сердито. Его тирада длилась никак не меньше минуты. Инес, выслушав Вильгамену, повернулась к своему возлюбленному.