Невеста с Бесовского места - [11]

Ключ лязгнул, когда его вставили в замочную скважину.

– Предупреждаю, если войдете, я выцарапаю вам глаза! – заверещала Наташа и в этот раз я ей поверила.

Но дверь уже подалась. Не думая о последствиях, я вошла в комнату. Наташа не набросилась на меня, как можно было предположить, она метнулась в противоположный угол комнаты и сжалась в комок, яростно сверкая глазами.

«Ничего страшного, – подумала я, осторожно оглядывая детскую спальню. – Обыкновенная маленькая девочка. Только очень злая. И несчастная».

Наташа молчала и не двигалась.

Я присела на край кровати, пытаясь понять, что так беспокоит меня в этой комнате. На первый взгляд это была обычная детская. Удобная кровать, веселые обои на стенах, письменный стол с компьютером, книжные полки и мягкий розовый ковер на полу.

И полное отсутствие игрушек.

Ни единой куклы, ни одного самого завалящего плюшевого мишки. Никого! А ведь девочке вряд ли исполнилось больше десяти лет.

– Почему у тебя нет игрушек? – спросила я с искренним удивлением.

– Я уже не маленькая, – процедила девочка с презрением. Но я уловила в ее голосе еще кое-что. Это был страх.

Поддавшись внезапно нахлынувшей жалости, я поднялась со своего места, решительно подошла к Наташе и попыталась погладить ее по голове. Она увернулась и бросилась навзничь, изо всех сил колотя по полу руками и ногами. Лицо ее побагровело и сильно дергалось, глаза остекленели. Я слышала ее прерывистое дыхание и не знала, как поступить. Стоять и смотреть, как девочка бьется в припадке, было выше моих сил, но и позвать на помощь я не решалась. Что-то подсказывало мне, что это не поможет.

Пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос звучал ровно:

– Наташа!

Девочка как будто не слышала.

Я наклонилась и протянула руку. Наташа оскалилась, словно собиралась меня укусить, но вдруг лицо ее разгладилось, в глазах мелькнуло удивление.

– Откуда у тебя шрам? – спросила она нормальным голосом.

– Это у меня с детства, – испытывая неловкость, я поскорее одернула рукав, чтобы скрыть довольно уродливый шрам на запястье. Но Наташа перехватила мою руку. Ее пальцы были ледяными, но в движении не было больше агрессии. Она разглядывала шрам с интересом.

– Большой какой, – проговорила она с уважением. – Что случилось?

– Не помню, – честно ответила я. – Наверное, упала.

В глазах Наташи появилось недоверие, а я попыталась перевести разговор на другую тему. Возле окна я заметила мольберт с приколотым на нем чистым листом. Рядом на широком подоконнике лежала палитра и разбросанные кисти.

– Ты любишь рисовать? – Наташа снова насторожилась, но я сделала вид, что не заметила. – Покажи мне свои рисунки, пожалуйста.

– Тебя не интересуют мои рисунки, – отрезала девочка. – Ты только притворяешься, что тебе интересно.

– Но мне действительно интересно. Честное слово.

Я протянула руку ладонью вверх. Несколько секунд Наташа сверлила меня взглядом, потом пожала плечами, привстала, потянулась и достала из-за батареи большую папку с тесемками. Тесемки размахрились. Было понятно, что папкой часто пользуются. Она была так набита рисунками, что ее кожаное брюхо трещало по швам. Я развязала тесемки и достала первый рисунок.

Наташа оказалась очень талантливой. Я с искренним интересом рассматривала пейзажи и портреты, легко узнавая нарисованное. Вот вид из окна этой комнаты. А это пруд в центре парка, окруженный цветущими розами. Сейчас для роз еще слишком рано, значит, Наташа рисовала это прошлым летом.

– Какая прелесть! Как это у тебя получается?

– Не знаю, – засмущалась девочка. – Я просто рисую то, что вижу.

Она придвинулась ближе ко мне, но я сделала вид, что не заметила, продолжая разглядывать прекрасно выполненные акварели. И вдруг вздрогнула. Большой лист чуть не выпал из моей руки.

Картина слегка напоминала знаменитое полотно «Княжна Тараканова в темнице», но я сразу узнала изображенного на портрете человека. Это была Карина. Ее красивое лицо было тщательно прорисовано и от этого мне становилось еще более жутко. Потому что Карина на рисунке была мертвая. Ее тело, растерзанное и изуродованное, пожирали крысы. Их волосатые мордочки были испачканы в крови, глазки-бусинки горели, как раскаленные уголья. Карина лежала на цементном полу, в каком-то мрачном, темном маленьком помещении с серыми, как будто отсыревшими стенами.

Стараясь не смотреть на Наташу, я отложила рисунок в сторону. Но следующий оказался еще хуже. На нем художница изобразила отца с сидящей у него на коленях маленькой девочкой. На первый взгляд все выглядело безобидно, но, присмотревшись, я поняла, что девочка в нарядном платье острыми зубами выгрызала у него из груди сердце. Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы досмотреть альбом до конца. Там были почти все члены семьи и еще парочка незнакомых мне людей. Сюжеты не отличались разнообразием. На всех рисунках присутствовала смерть в том или ином виде. У девочки явно было больное воображение.

Когда рисунки закончились, пришло время посмотреть Наташе в глаза. Последние пять минут она сидела тихо как мышка. Она затаилась, ожидая моей реакции. А я не знала, как поступить. Потом все же решилась: