Невеста рока. Книга 2 - [82]

Она с грустью думала, что могла бы испытывать сегодня блаженство, если бы относилась к Вивиану так, как раньше; а если бы и он любил ее, то это была бы во всех отношениях истинно счастливая свадьба и, думая о будущем, она не содрогалась бы от дурных предчувствий, охвативших ее в эти минуты.

Ей стало еще хуже, когда наконец они вошли в огромный особняк на Итон-Сквер, где должны были провести ночь, ибо к ней мгновенно пришли яркие воспоминания о том, как ее, маленькую Шарлотту, привезла сюда леди Чейс. Она вспомнила совсем еще тогда юного сына ее светлости, которого впервые увидела той туманной неуютной ночью. С горечью и болью она вспоминала тетушку Джем и дядю Альберта, всю свою прежнюю жизнь в убогом домишке в Пимлико, где было так неуютно и бедно, но все же по-своему счастливо. Тогда она еще не ведала, что ждет ее впереди.

Сегодня же, когда муж вносил ее на руках в этот огромный дом, она думала, как очарователен был Вивиан совсем юным мальчиком. И скажи кто-нибудь тогда, что она станет его женой, ей показалось бы это невозможным, нереальным.

Дворецкий отвесил им низкий поклон; все слуги выстроились в ряд и кланялись, приветствуя жениха и невесту. При этом все испытующе взирали на новоявленную леди Чейс.

Шарлотта отвечала вежливой улыбкой. Вивиан же принимал приветствия слуг с надменным, усталым выражением лица, ибо перед ним была всего лишь его челядь.

Слуга Браунинг и молодая Эстер занялись поклажей. Тем временем новобрачные отправились по лестнице наверх, в приготовленные для них покои.

Шарлотта оглядела огромную спальню: обои на стенах были в цветочек, на окнах — темно-синие атласные занавески. Все показалось ей неуютным, помпезным. Вивиан не нашел ничего лучшего, как показать на огромную кровать с пологом на четырех столбиках и, раздвинув полог, сообщить:

— Дорогая, мне сказали, что я родился на этой кровати. Вообще-то роды должны были произойти в Клуни, но, по-моему, моя святая матушка тогда приехала в Лондон к отцу, находившемуся здесь из-за каких-то государственных дел, совсем забыв о том, что я должен появиться на свет, и ей пришлось остаться.

— Неужели? — холодно произнесла Шарлотта, развязывая бантик шляпки и стягивая перчатки.

Ей не хотелось обсуждать рождение Вивиана, равно как и думать о том, какие муки испытывала при этом его мать, которую он только что назвал «святой». Ибо это вызвало бы у нее недомогание. К тому же ей очень хотелось остаться одной, чтобы к ней могла зайти ее служанка и помочь распустить тугую шнуровку корсета, из-за которого она едва дышала. Ведь Шарлотта не привыкла к тугому корсету и сожалела, что была вынуждена сейчас одеваться, повинуясь требованиям моды. Носить турнюр казалось ей странным и нелепым.

В Лондоне стояла страшная духота. Шарлотта подумала, что сюда скоро тоже придет гроза. Тротуары были влажные, деревья в парке выглядели печальными и мокрыми.

Она не видела Лондона более четырех лет. И теперь, охваченная воспоминаниями, подошла к окну, раздвинула занавеси и выглянула на улицу. Никогда еще она не чувствовала большего одиночества. Она уже грустила по Нан и их скромному дому, по широкой тенистой аллее, ведущей к замку. Она тосковала по усеянным маргаритками лугам, по медлительным коровам, пасущимся на мирных пастбищах Хартфордшира. И еще — страшно скучала по книгам, по ее книгам, столь дорогим ее сердцу; но больше всего она тосковала по своей дорогой учительнице и благодетельнице, которая сейчас умирала, охваченная глубоким разочарованием.

«О, если бы кто-нибудь смог повернуть время вспять! — с горечью размышляла Шарлотта. — Если бы только я никогда не повстречала Вивиана Чейса, никогда не испытала на себе странного животного магнетизма этого молодого красавца и не прислушалась к его медоточивым льстивым речам!»

Не выпуская из рук шляпки, она повернулась и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

Ее муж, держа руки в карманах, небрежно прислонился к столбику постели. «Какие жестокие у него глаза!» — в ужасе подумала Шарлотта.

Внезапно ее словно качнуло к нему. Это выглядело так, будто вырвались наружу ее одиночество и страшное унижение, сопровождавшие ее в этот день, который должен был бы стать самым счастливым днем в ее жизни. Непонятное чувство охватило ее, переполняя все существо.

— О Вивиан! — воскликнула она. — Неужели мы не можем начать все сначала? Не надо смотреть на меня с такой ненавистью! В конце концов, я же мать вашего будущего ребенка.

— Вы не вправе ожидать, что я обрадуюсь всему этому, а особенно вашему предательству, которое предопределило мой крах.

— О Вивиан, — настойчиво продолжала несчастная женщина, — я не хотела выдавать вас. Но вспомните, мне ведь всего шестнадцать лет, и я совершенно не знала, чем все может кончиться, тем более вы ни о чем не предупредили меня. Неужели вы вините во всем случившемся только меня?

— Если бы вы любили меня, то скорее умерли бы, чем выболтали все моей матери, — безжалостно произнес он.

— Ну, а что сталось бы со мною?

— Безусловно, я заплатил бы вам за все ваши неприятности, — манерно произнес он.

Ум Шарлотты, все еще неопытный, юный и идеалистический, не мог постичь всей меры подобного эгоизма, и она ужаснулась.