Невеста рока. Книга 2 - [3]

Оставшись наедине со своими мыслями и мечтами, Флер молча разглядывала совершенное изображение ее рук. Затем сложила свои руки из плоти и крови так же волнующе и очаровательно, как на картине, приложила их ко лбу и горько зарыдала по радости жизни и любви, которые, казалось, навечно были ей заказаны.

Долгое время после этой встречи она не виделась с Певерилом.

Наступил февраль, свирепый, холодный. Все окрестности Бакингемшира лежали под ледяным покровом.

Закутанная с ног до головы в меха, леди Сен-Шевиот совершала короткие прогулки в санях, в качестве подарка доставленных из России по приказу барона. Это были веселые сани-розвальни, выкрашенные в красный и белый цвета и запряженные двумя упрямыми пони со звонкими колокольчиками на смешных подвижных шеях. Сен-Шевиот забавлялся, представляя свою жену некой сказочно богатой русской принцессой, которая, наверное, в таких же санях выезжала из своего дворца в Санкт-Петербурге. Когда он впервые демонстрировал перед Флер этот необычный экипаж с двумя грумами в новых ливреях, то сказал жене:

— Так вы сможете почаще выбираться из замка. Лошади же на этих дорогах постоянно оскальзываются. Это — уникальный подарок. Думаю, вы должны быть за него благодарны.

Она с холодным достоинством, но учтиво поблагодарила его, как это делала всегда, когда он привозил ей свои экстравагантные подарки.

— Весьма занятная идея, — заметила она при этом.

Сен-Шевиот мрачно посмотрел на жену.

— При виде вас никто бы не подумал, что вам занятно, — сказал он сердито.

Она отвернулась. Никогда она не могла воспринимать его как друга и любимого мужа, он был только человеком, убившим ее молодость.

На пятом месяце беременности совершенно исчезла тошнота, мучившая ее вначале. И она чувствовала бы себя превосходно, если бы не подавленность и постоянный голод сердца. Но хуже всего был страх перед будущим, когда ей снова придется делить с Сен-Шевиотом кров и постель.

Однако сейчас он не придирался к ней, старался вести себя крайне миролюбиво, конечно, только из эгоистически-корыстных побуждений. Этим февральским утром он сам отправился с ней на прогулку в веселых санях и радовался, когда поселяне оборачивались и, махая вслед руками, приветственно восклицали: «Да благословит вас Бог, милорд! Да благословит вас Бог, миледи!»

Флер грустно смотрела на этих людей, проживающих на землях, принадлежащих ее мужу. Их потрепанные одежды и бледные, изможденные лица болезненных детей печалили ее. С какой бы радостью она бросила им все драгоценности, тяжелым грузом висевшие на ней! Ей хотелось навестить их убогие лачуги, стать для них благотворительницей. Однако Сен-Шевиот запрещал ей даже близко подходить к их жилищам, ибо опасался, что она подхватит какую-нибудь болезнь. Он боялся заразы.

Во время их прогулки в санях они встретили Певерила с бежавшей за ним Альфой. Сен-Шевиот приказал кучеру (которого он соответственно одел в медвежий тулуп) на минуту притормозить. И обратился к Певерилу:

— Так у вас не останется времени нанести окончательный штрих на портрет внучки Растинторпов. Ведь вы так долго прогуливаетесь. А не обленились ли вы, мой юный друг?

Молодой художник в знак приветствия снял шапку. В этот неповторимый, волнующий момент он позволил себе задержать взгляд на красивой женщине, сидящей с опущенным взором, молчаливой и неподвижной в своих соболях. Певерил ответил:

— Портрет закончен сегодня утром, милорд. Я как раз направляюсь через поле к Растинторпам. За мной послала маркиза.

Сен-Шевиот затянулся сигарой, которую только что прикурил. Затем поправил меховой плед, лежащий у него на коленях. С серого неба падали крупные хлопья снега, было очень холодно и сыро.

— Похоже, старухе понравилась ваша работа, — произнес он. — А ведь она, похотливая старая карга, любит красивых парней… — Он вульгарно рассмеялся. — Ей угодно, чтобы вы написали портреты и других членов ее семейства, на что я дал мое согласие.

Избегая взгляда Флер, Певерил сказал:

— Если бы ваша светлость уделили мне время, мне бы очень хотелось обсудить с вами вопрос о моем отъезде из Кадлингтона.

Флер почувствовала острую боль в сердце, пронзившую его будто ножом. Она подняла огромные печальные глаза. Лицо ее оставалось лишенным всякого выражения. И все же она не смогла сдержать вздоха облегчения, охватившего все ее существо, когда Сен-Шевиот перечеркнул желание юноши обрести независимость.

— Чепуха! — прогремел он. — Зачем вы выказываете такое сильное желание покинуть замок, вы, неблагодарный болван? Останетесь здесь, пока это будет угодно моим друзьям, которые, кстати, тоже ваши покровители.

Не дождавшись ответа юноши, он приказал кучеру подхлестнуть пони, чтобы ехать дальше. Певерил стоял, не шелохнувшись, и смотрел вслед саням, удаляющимся по узкой, блестящей от льда тропинке, пока они не скрылись из вида. Колокольчики, привязанные к шеям пони, звонко позвякивали в морозном свежем воздухе. Порыв ледяного ветра обжег лицо молодого человека. Он надел шапку, поежился в своем плаще и медленно, с трудом двигаясь по снегу, продолжил свой путь. Желание быть ближе к ней росло в нем все больше и больше. Иногда он видел ее издали — наблюдал, как постепенно расплывается ее некогда тонкая талия. Он знал, что она носит в своем чреве ребенка Сен-Шевиота, но все равно обожал ее. Денно и нощно он страстно мечтал хоть немного облегчить ношу ее печали. Однако решил, что будет выполнять деспотические приказы Сен-Шевиота, пока не убедится в успешном рождении наследника. Все чаще и чаще он слышал разговоры среди слуг, что ее светлость слишком хрупка и нежна и, возможно, не перенесет родов. Эти разговоры приводили его в беспредельный ужас.