Невеста республиканца - [3]

— Это заяц выходит из своей норы.

Вдруг на повороте дороги они увидели, что впереди что-то происходит, но они не могли разобрать; и они говорили друг другу:

— Смотри хорошенько!

И вандеец отвечал:

— Это наши тени; идемте вперед.

Неожиданно перед ними словно из-под земли выросли два человека; они хотели крикнуть; один из солдат упал, не успев произнести ни слова; другой пошатнулся на мгновение и только успел сказать:

— Ко мне!

В то мгновение загремели двадцать ружейных выстрелов; при их свете можно было различить трех человек, пустившихся в бегство; один из них шатался, бросился было к откосу, надеясь перебраться по другую сторону плетня. Несколько солдат бросились к нему. Это был проводник. Его стали спрашивать, он не отвечал. Один солдат ткнул его в руку штыком, чтобы убедиться, что он умер; он действительно был мертв.

Тогда проводником сделался Марсо. Знание местности позволяло ему надеяться, что он не заблудится. Действительно, через четверть часа ходьбы заметили черный массив леса. Это было там, где, согласно полученному республиканцами сведению, должны были собраться, чтобы служить обедню, жители нескольких деревень, остатки нескольких армий, всего приблизительно около тысячи восьмисот человек.

Оба генерала разделили свой маленький отряд на несколько колонн, приказав им окружить лес и направиться по всем дорогам, ведущим к центру; предполагалось, что для занятия намеченных позиций достаточно полчаса. Один взвод остался на дороге, другие разошлись по радиусам; несколько мгновений слышался еще размеренный шум их шагов, постепенно ослабевший: вскоре он совсем затих, и воцарилась тишина. Полчаса, предшествующие сражению, проходят быстро. У солдат еле-еле хватает времени осмотреть, хорошо ли заряжено ружье, да сказать товарищу: «В углу моей сумки у меня двадцать или тридцать франков; если меня убьют, отошли их моей матери».

Раздалась команда «вперед!», и каждый вздрогнул, словно не ожидал ее…

Через некоторое время им показалось, что перекресток, образовавший центр леса, был освещен. Приблизившись, они различили пылающие факелы; вскоре предметы сделались более определенными, и тогда их глазам представилось зрелище, о котором никто из них не имел ни малейшего представления.

На грубом алтаре из нагроможденных друг на друга камней священник из церкви Святой Марии в Ре служил мессу; алтарь окружали старики с факелами в руках, а кругом на коленях молились женщины и дети. Между республиканцами и молящимися помещалась живая стена людей, построенная треугольником, одинаково готовая как к защите, так и к нападению: очевидно, они были предупреждены, хотя сразу и нельзя было узнать бежавшего проводника, стоявшего в первом ряду; теперь это был солдат-вандеец в полной форме, с нашитым на левой стороне груди сердцем из красной материи, служившим отличительным знаком вандейцев, и с платком на шляпе, заменявшем султан.

Вандейцы не стали ждать атаки: они рассыпали стрелков по лесу и открыли стрельбу. Республиканцы с ружьями наперевес двинулись без выстрелов вперед, не отвечая на огонь неприятеля; лишь после каждого залпа слышалась команда:

— Сомкнись! Сомкнись!

Священник не прервал обедни, а продолжал служить. Его паства, казалось, не обращала внимание на то, что происходило, и продолжала стоять на коленях. Республиканцы приближались. Когда они находились в тридцати шагах от неприятеля, первый ряд опустился на колени; три линии ружей нагнулись, словно колосья под дуновением ветра. Раздался залп; видно было, как поредели ряды вандейцев, и несколько пуль долетело до подножия алтаря, поражая женщин и детей. В толпе на мгновение поднялась паника, послышались крики и стоны. Священник поднял Святые Дары; головы склонились, и снова воцарилась тишина.

Республиканцы повторили залп в десяти шагах с таким же хладнокровием, как они это делали на смотру, с той же точностью, будто они стреляли в цель. Вандейцы отвечали, но затем ни те, ни другие не успели перезарядить ружья: настала очередь для штыков, и здесь все преимущество было на стороне республиканцев, лучше вооруженных. Священник продолжал все время службу.

Вандейцы отступили; целыми рядами валились они без крика, без звука, лишь изредка посылая проклятия врагу. Священник заметил это. Он сделал какой-то знак: факелы погасли, бой продолжался в темноте. Теперь это уже была простая бойня, где каждый в ярости убивал, не видя неприятеля, и умирал, не прося пощады, пощады, которая никогда не даруется, когда ее просят на том же самом языке, каким говорит враг.

Тем не менее слова: «Сжальтесь! Сжальтесь!», произнесенные душераздирающим голосом, раздались у ног Марсо.

То был юный вандеец, почти ребенок, безоружный, искавший спасения из этой ужасной свалки.

— Сжальтесь! Сжальтесь! — говорил он. — Спасите меня! Именем Неба умоляю вас, именем вашей матери!

Генерал оттащил его на несколько шагов от поля битвы, чтобы скрыть его от взоров своих солдат, но вскоре принужден был остановиться: юноша потерял сознание. Такое малодушие в солдате удивило генерала. Но, не обращая на это внимание, он поспешил оказать юноше возможную помощь. Он быстро расстегнул его одежду и… убедился, что находится перед женщиной.