Невеста наемника - [34]

Коллекционировать гобелены и статуи было бы интересно, но где взять место? Под такую коллекцию нужен дворец. Драгоценности? Нет, нет и нет. Никогда не любил ничего сверкающего, яркого. Монеты? Зная себя, я предполагал, что могу просто спустить все собранное на ветер.

Стало быть, все сводится к тому, что мне и так нравилось — коллекционированию оружия. Тем более, что у меня уже была идея украсить кабинет чем — нибудь этаким, красивым и грозным. Теперь же, благодаря книге, я знаю, что украшать стены— это собирательство, а если буду вдумчиво и любовно приобретать мечи, шпаги и протазаны, изучать их историю (надо обдумать — историю холодного оружия вообще, или конкретного клинка?) — это уже коллекционирование. А то, что в Урштадт так плохо с оружием и доспехами — это мне и хорошо. Какой интерес, например, собирать прялки? Их в каждом доме полно, а если выйдешь на ярмарочную площадь — то и того больше. Решено, начинаю коллекционировать оружие!

Жаль, что я принял это решение только сегодня, а не лет десять тому назад. Чего бы только у меня не было! Я вспоминал трофеи, от которых приходилось избавляться за ненадобностью— индийские сабли и левантийские кинжалы, доремондские ятаганы и критские махайры, швабсонские двуручники и двусторонние франсиски! А какие были доспехи? Пробитые и погнутые латы уходили по цене лома, уцелевшие — за четверть цены. Вот, если бы это все добро, да сюда! Но, с другой стороны, если бы я хранил все оружие, способное украсить мою коллекцию, гнедым да кургузы мне обойтись. За мной бы следовало пять — шесть повозок и куда я с таким обозом?

За окном ночь перешла в рассвет, можно заканчивать бдения. Пока выхожу, седлаю, тут уже и до завтрака недалеко. Пора ехать в Урштадт. Можно позавтракать, улечься спать под бочок к Лоте.

Чтобы взять плащ, пришлось потревожить кота. Он недовольно мявкнул, но уступил. Надеюсь, блох у парня немного. Кажется, кошачьи блохи для нас неопасны, но выйдя из дома, выколотил на всякий случай плащ. И надо сказать Курдуле, чтобы вымыла и вычесала скотинку.

Я въехал во двор гостиницы, привычно свернул к конюшне и присвистнул — все свободное пространство заполнено лошадьми. Ко мне метнулся бледный конюх:

— Господин Артакс, все места заняты. И ваш денник, где Гневко стоял.

— Как это, мой денник? — удивился я. — Я за него до конца месяца уплатил.

— Вчера вечером барон Выксберг прибыл, со свитой, — пояснил конюх. — Хозяину сказал — мол, всю гостиницу занимает, а постояльцы — к черту пошли. Вещи ваши из номера выкинуть приказал. Я убрать хотел, да не разрешили — мол, сам соберет. Господин Паташон велел ваш денник кобыле барона отдать.

Интересная новость. Разное бывало в жизни, но чтобы меня выселили из гостиничного номера, за который я уплатил деньги, такого еще не было! И вещи никто и никогда не выбрасывал. Да и не в вещах, как таковых, дело. Все, что мне важно и дорого, таскаю с собой. Но скажите, кому понравится, если нижнее белье и всякие мелочи будут валяться во дворе, где на них мочатся и обсыпают вонючими яблоками кони? А я так долго искал хороший прибор для бритья! Вон, валяются — тазик, медная чашечка для взбивания пены. А сам поднимать я их не пойду.

Барон Выксберг приказал — выкинуть… Знакомо до боли. Сколько раз приходилось сталкиваться с титулованной сволочью, не считавших простых людей, не то, что за равных себе, а вообще — за людей. И сколько раз мне приходилось то кулаком, а то и мечом, доказывать обратное. Что же, оценим ситуацию. Проведем, скажем так, предварительную разведку. Во дворе, оставлены лошади слуг, внутри — кони благородных сеньоров. Заглянул внутрь конюшни, пересчитал. Лошади — так себе, даже кобыла барона, что заняла мой денник, выглядит лет на десять — двенадцать, еще и ноги засекает. Седла, сложенные у входа, потерты, потускневшие пряжки и следы от былых — ныне срезанных украшений. Выксберг, скорее всего — захудалый барон, с амбициями большого вельможи, но с крепкой рукой. Ладно, придется немножко повоевать.

Я посмотрел на гнедого. Гневко мотнул гривой и повернулся не левым боком, где висела баклага, а правым, где у нас сумка со всякой всячиной, полезной бродячему солдату. Рассовывая метательные ножи за пояс, я выгонял из головы ярость, чтобы действовать хладнокровно. Конюх, следивший за моими приготовлениями, робко спросил:

— Господин Артакс, а что вы собираетесь делать?

— Попрошу барона собрать мои вещи, — честно ответил я, просовывая левую руку в петлю кистеня.

Я правша, но что касается меча или кинжала, то мне без разницы — правая рука, левая. Этому выучили еще в детстве, благо, отец и дядя не экономили на мастерах фехтования. Кистень же, увы, считается неблагородным оружием и учиться работать с ним хоть правой, хоть левой рукой, пришлось много позже, под началом одного сержанта. Подозреваю, что в прошлом он был разбойником, но какая разница?

У входа в гостиницу, скрестив на груди руки, дремал хлыщ, в ливрее, настолько засаленной, что изображенный на ней герб не просматривался. Не понять — лакей ли, оруженосец или просто прихлебатель. Услышав шаги, холуек презрительно оттопырил нижнюю губу: