Невеста императора - [59]
Да, коли уж восхищаться премудростью Творца, стоило бы воздать хвалы и за то, что он убрал наш рот подальше от многих соблазнительных частей тела. Ну что мы можем поцеловать у себя? Плечо, руку, колено… Если бы нам была дана гибкость кошки, многие, пожалуй, засосали бы себя до смерти. Но все же почему?! Почему самый нежный и незаменимый инструмент вынесен так беззащитно наружу? Женщины считаются более слабым полом, но у них хотя бы все нужное для продолжения рода упрятано за прочные кости и мышцы. А у нас — будто нарочно подставлено под удар чьей-нибудь безжалостной ноги. Когда я думаю об этой несправедливости, я просто слабею от страха и жалости к себе. Вот тема для серьезного богословского диспута!..
Но нет — мои соблазнительные пелагианцы толковали все больше о расплывчатых абстракциях: душа и тело, грехопадение, свободная воля, вина и искупление, предопределение… Когда я пытался вслушаться в их речи, у меня начиналась боль и потрескивание в висках.
Кто творит зло на земле? Злые люди? Или дьявол? Вездесущие демоны?
Но почему Господь допускает это? В наказание за наши грехи?
А страдания безгрешных младенцев? Их муки — в наказание за первородный грех Адама и Евы?
Хорош Верховный Судия — наказывает миллионы невинных потомков за давнишний грех прародителей.
Когда они сожгли моего любимого, моего бесценного, они могли, по крайней мере, вопить, что грех налицо, что они вытащили его прямо из притона, где он радовал своей красотой таких, как я. Но на следующей неделе в нашем квартале сгорел дом вместе с новорожденной девочкой — ее-то за что?
Да и по своей ли воле грешит человек? Если по своей, значит, он в своем грехе сильнее Бога. (Не потому ли грех так сладок?) Значит, Бог не всемогущ. А если мы грешим не по своей воле, как можно нас наказывать?
Я знал уже, что, если позволить себе погрузиться в эту бездну, боль из висков доползет до моего вечно гноящегося уха и для меня начнется ад на земле. Вопросы будут заплетаться туго, как веревка, и эта веревка начнет душить мой мозг. Я уже горько жалел, что дал этим легкомысленным красавчикам увлечь меня в мутную трясину.
Для себя я давно решил: все это переплетение тупиковых вопросов нарочно закручено епископами и священниками, чтобы мы в отчаянии искали у них ответа и спасения. Это им было выгодно накачивать нас безнадежной мукой и страхом. Правда, при этом они входили в такой раж, что часто накидывались и друг на друга. Вот и эти молокососы сердито поминали какого-то Августина из Гиппона и Иеронима из Вифлеема. А их наставник Пелагий только просил их не забывать о христианской кротости и всепрощении.
Лезвие боли проходило сквозь голову, как сквозь сыр. Чтобы отвлечься от боли, я стал сочинять заранее свой донос. Память уже наловила в свою паучью сеть достаточно словесных мотыльков, порхавших вокруг меня. Я уже представлял себе, как выложу из них неоспоримые доказательства творившегося здесь богохульства. Дальше останется только выбрать из собравшихся двух-трех обвиняемых побогаче. Ведь демоны плодятся на золоте, как мухи — на куске мяса. Туда-то — на запах золота — и отправятся наши приставы с легионерами и писцами.
В этот момент что-то произошло. Мне показалось, что мою паучью память прорвал сильный шмель или даже птица.
— Что он сказал? — спросил я шепотом у приведшего меня.
— Когда?
— Да вот сейчас… только что… «Ближнего невозможно…» — а дальше? Что-то про мясо и кости?
— Нет, не так…
— Он что-то сказал про боль. Что она чиста…
— Учитель сказал, что трудно возлюбить ближнего…
— Да-да, это мы все знаем.
— …трудно возлюбить, если представлять себе ближнего просто мешком с мясом и костями.
— И еще что-то про грязь и жир?
— Да, мешок с костями, покрытый грязью и жиром…
— Но грязь и жир можно смыть? Они появляются и исчезают.
— Поэтому попробуйте представить ближнего букетом боли — вот что сказал учитель. Боль есть в каждом, есть всегда. И она всегда чиста. Тогда вам легче будет возлюбить его.
Вскоре после этого беседа закончилась. Собравшиеся стали расходиться. Пелагий подошел ко мне и заговорил. Не помню точно о чем. Помню только, что позвал приходить снова. Сказал, что во мне — так ему показалось — выросло много боли. Целое дерево. Но это ничего, потому что на его ветви станут опускаться птицы любви. Дерево боли — это обычное обиталище птиц любви. Божеской и человеческой.
Не важно, что он говорил. Лишь много лет спустя, вспоминая эту первую встречу, я понял, зачем он подходил. Он приблизился ко мне, чтобы дать возможность своим демонам перелететь на меня. Демоны его, видимо, не умеют летать далеко. Но если они подобрались близко, если долетели до тебя, всякая борьба бесполезна.
Только силой и коварством демонов Пелагия могу я объяснить то, что случилось: впервые в жизни я не написал доноса. Двигаясь словно в дьявольском наваждении, я явился на следующий день в свою 16-ю магистратуру 7-й муниципалии города Рима и сказал, что не услышал ничего еретического или богохульственного в собрании благочестивых молодых людей. Мои викомагистры были заметно разочарованы, но вскоре перешли к другим делам, другим подозреваемым. Их, слава Богу, всегда хватало.
Опубликовано в журнале "Звезда" № 7, 1997. Страницы этого номера «Звезды» отданы материалам по культуре и общественной жизни страны в 1960-е годы. Игорь Маркович Ефимов (род. в 1937 г. в Москве) — прозаик, публицист, философ, автор многих книг прозы, философских, исторических работ; лауреат премии журнала «Звезда» за 1996 г. — роман «Не мир, но меч». Живет в США.
Когда государство направляет всю свою мощь на уничтожение лояльных подданных — кого, в первую очередь, избирает оно в качестве жертв? История расскажет нам, что Сулла уничтожал политических противников, Нерон бросал зверям христиан, инквизиция сжигала ведьм и еретиков, якобинцы гильотинировали аристократов, турки рубили армян, нацисты гнали в газовые камеры евреев. Игорь Ефимов, внимательно исследовав эти исторические катаклизмы и сосредоточив особое внимание на массовом терроре в сталинской России, маоистском Китае, коммунистической Камбодже, приходит к выводу, что во всех этих катастрофах мы имеем дело с извержением на поверхность вечно тлеющей, иррациональной ненависти менее одаренного к более одаренному.
Приключенческая повесть о школьниках, оказавшихся в пургу в «Карточном домике» — специальной лаборатории в тот момент, когда проводящийся эксперимент вышел из-под контроля.О смелости, о высоком долге, о дружбе и помощи людей друг другу говорится в книге.
Умение Игоря Ефимова сплетать лиризм и философичность повествования с напряженным сюжетом (читатели помнят такие его книги, как «Седьмая жена», «Суд да дело», «Новгородский толмач», «Пелагий Британец», «Архивы Страшного суда») проявилось в романе «Неверная» с новой силой.Героиня этого романа с юных лет не способна сохранять верность в любви. Когда очередная влюбленность втягивает ее в неразрешимую драму, только преданно любящий друг находит способ спасти героиню от смертельной опасности.
Писатель-эмигрант Игорь Ефремов предлагает свою версию убийства президента Кеннеди.
Сергей Довлатов как зеркало Александра Гениса. Опубликовано в журнале «Звезда» 2000, № 1. Сергей Довлатов как зеркало российского абсурда. Опубликовано в журнале «Дружба Народов» 2000, № 2.
В том избранных произведений известного датского писателя, лауреата Нобелевской премии 1944 года Йоханнеса В.Йенсена (1873–1850) входит одно из лучших произведений писателя — исторический роман «Падение короля», в котором дана широкая картина жизни средневековой Дании, звучит протест против войны; автор пытается воплотить в романе мечту о сильном и народном характере. В издание включены также рассказы из сборника «Химмерландские истории» — картина нравов и быта датского крестьянства, отдельные мифы — особый философский жанр, созданный писателем. По единодушному мнению исследователей, роман «Падение короля» является одной из вершин национальной литературы Дании. Историческую основу романа «Падение короля» составляют события конца XV — первой половины XVI веков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.