Невеста года - [41]

– Алина, что это?

– Вареники с картошкой и подливкой из жареного бекона, лука и чернослива.

– Ты умеешь такое делать?

– Казачка должна уметь делать все.

– И стриптиз танцевать? – подначила я, раскладывая по тарелкам высококалорийное чудо.

– При чем здесь стриптиз? – оскорбилась Алина. – Ты говоришь пошлости, Полина. Я разучиваю казацкие пляски, но они не имеют никакого отношения к раздеванию. Напротив, одежда казачек чрезвычайно целомудренна: никакого тебе декольте, разрезов, мини.

– Извини, Алина, просто я сейчас работаю с одним стриптизером, вот и крутится в голове всякая мерзость, – покаялась я.

– Ух ты! – У подруги загорелись глазенки. – С настоящим? Прекрасным и соблазнительным?

– Ну, красота – понятие относительное, соблазнительность тоже. Но стриптиз он танцует, это точно.

– Так надо это прекратить, – рубанула рукой воздух подруга, – негоже в нашем городе срам разводить и разврат сеять.

– Чего? – чуть не подавилась я вареником.

Я-то считала, что авантюристка Алина сейчас же запросится со мной, будет настаивать, чтобы я познакомила ее с танцором, а тут – такой поворот событий.

– Я расскажу молодым казакам, – грозилась меж тем она, – они этим проститутам публичную порку устроят. Надо же, так мужскую честь позорить!

Оказалось, что Алина все-таки сумела втереться в доверие к упомянутым молодым казакам. И если старые смотрели на ее рвение со вполне понятным подозрением, то молодежи нравилась эта красивая и бойкая девочка, так мечтающая выскочить за одного из них замуж и создать образцово-показательный казачий союз.

Оценили они и то, что она спасла Марсика, и не просто спасла, а привела в порядок и за короткое время научилась держаться в седле. В их поле зрения наблюдалось мало девушек, смело распевающих казачьи песни и рьяно изучающих их кухню, а уж то, что она отказалась от благ цивилизации ради того, чтобы научиться ладно носить коромысло, и вовсе подкупило этих парней.

Дело в том, что современное казачество существовало как бы в музейной плоскости, старые законы мало подходили для современной жизни, войн стало совсем мало, на лошадях по улицам никто не ездил. Молодежь скучала. Они пробовали было создать ролевые игры, но старики заявили, что казачество – не игрушка, и снисходительно посмеивались над инициативой молодых.

Идея, которая пришла мне в голову, привела в восторг Алину, а вслед за ней и авантюрную казачью молодежь.

Уже следующим вечером добрая дюжина крепких парней, хорошо сидящих в седлах, окружила стрип-клуб. На фоне современной иллюминации клуба силуэты лошадей казались чем-то нереальным и выглядели несколько жутковато. Я поклялась Алине, что буду сидеть дома перед телевизором, и легко нарушила клятву. Не для перевоспитания танцоров стриптиза, в конце концов, затеяла я это хулиганское действо, а для отвлечения охраны и руководства клуба. В зал я вошла за несколько минут до начала штурма. Предусмотрительно укрылась в туалете и стала ждать. Скоро женский визг и конский топот дали мне знать, что операция началась. Я прошмыгнула в служебную зону: мимо меня, не обратив никакого внимания, промчался какой-то толстячок, теперь здесь было пусто. Не занятые в представлении парни, видимо, ускользнули через служебный вход, охрана и руководство уже были в зале.

Я без труда нашла кабинет директора: он был заперт, но в суматохе начальство оставило ключ в замочной скважине. Я повернула ключ и зашла в комнату. Настольная лампа освещала уютный кабинет, шкаф с документами был открыт. Я нашла указанную Гришей-Гордоном папку, пролистала дела, отыскала нужное мне. Можно было уходить, но мерцающий на столе экран монитора заставил меня подсесть к компьютеру: в наш век данные о сотрудниках, как правило, доверяют не только бумаге. Я набрала в поиске имя, фамилию, отчество Гриши, а также его сценический псевдоним. Через несколько минут выскочило с десяток файлов, где так или иначе упоминалось о Гордоне. Я удалила файлы, проверила на жестком диске папку под тем же именем, что и стоящая на полке, убрала из нее Гришины данные. Потом почистила корзину и, довольная, собралась уходить.

Вот тут-то я и попалась. Небольшая работа, которую я сейчас выполняла, не относилась к разряду серьезных, вот я немного и расслабилась. Впрочем, последствия того, что я вломилась на территорию чужой собственности, могли быть серьезнее, чем я ожидала.

Толстячок, кинувшийся к телефону, в первый момент меня не заметил, в комнате был полумрак. Он уже протянул руку к аппарату, как вдруг разглядел меня:

– А ты чего здесь делаешь?

– Я… зашла… посмотреть, – не придумала ничего более убедительного я.

– Как зашла? Что у тебя в руках? – Он заметил папку с данными на Гришу. – Девочка, ты чего плетешь?

Я вспомнила, что для этого случая надела платиновый парик, заплетенный в две задорные коски, и нанесла невиннейший и одновременно экстравагантный макияж: розовые тени, белая тушь для ресниц, сиреневый перламутровый блеск на губы, бледно-голубые линзы. Этакая невзрачная городская снегурочка. Выглядела я, вероятно, действительно совсем юной.

– Дяденька-а-а, – заревела я в голос, – не отнимайте у меня фотки-и-и, я без них жить не могу-у-у.