Невеста для Мрака - [6]

— Ненавижу тебя, — промурлыкала я вслух. — Ненавижу…

Его торс сверкал, будто вышедшее из-за туч ночное светило.

В одежде Эллоиссент казался изящным, словно слащавая фарфоровая кукла. Обнаженный он куда мужественнее: рельеф мышц, квадратики на тонкой талии — длинные, но сильные мышцы танцора, фехтовальщика, акробата.

Наклонившись, я жадно припала к его шее. Целовала чуть солоноватую кожу. Руки обвились вокруг его талии. Жесткая пряжка на ремне ободрала мне пальцы, но эта боль тоже показалась сладкой.

Мой любовник резко втянул в себя воздух. Немудрено. Ожоги на его груди, животе, не успевшие затянуться, наверняка саднят от моих прикосновений и поцелуев. Я хотела отстраниться, но его пальцы требовательно зарылись в мои волосы, возвращая на место.

Его длинные музыкальные пальцы медленно скользили по моей шее, будто в раздумье: придушить или приласкать?

Вскоре я вновь начала задыхаться, но уже не от ненависти, а от наслаждения. Его тело, жаждущее в немилосердной грубой страсти, было объято тем же палящим огнём, что и мое.

Губы терзали мой рот, шею, грудь, сминали, обжигали. Оставляли алые, пятнающие следы. Но я легко выдерживала эти жалящие поцелуи. Принимала их радостно, плотоядно, как иссушенная земля первые капли влаги.

Словно два одуревших от страсти зверя, мы катались по постели, продолжая наш поединок. Его тело было как магнит, а я ощущала себя грудой опилок. Я наслаждалась тем, что страсть ко мне превращала утонченного, холодного, как отграненный кристалл; изысканного, как цветок, юношу, в дикого зверя.

Я умирала, цепляясь за него, как за последнюю соломинку в мире.

Глава 3

Эллоиссент лениво потянулся за сигаретой. Он глубоко затянулся едким дымом.

— Мы можем, наконец, поговорить?

— Я начинаю думать, что это следовало сделать вместо, а не после, — насмешливо ответила я. — О чём ты хочешь говорить?

— О нас.

— Что тут обсуждать? Мы неплохо проводим время, когда нечем заняться.

— Проводим время?..

— Или, точнее будет сказать — проводили? Ты ведь наверняка в курсе последних событий?

Я хотела, чтобы мой голос звучал язвительно, но вышло скорее грустно, чем саркастично.

Он поморщился и, не заботясь об эстетике, выпустил клубы дыма через ноздри. К облаку табачной горечи примешивалась наркотическая сладость. Меня это раздражало. Наркотическая зависимость хуже алкогольной. Не могу понять людей, добровольно соглашающихся на рабскую привычку.

Тонкая кожа на его веках подрагивала. Густые, как у девушки ресницы, гасили лихорадочный блеск глаз.

Как он был красив! Красив и порочен.

— Знаешь? — задумчиво протянула я, обрисовывая острым ноготком контур его идеальных губ. — Я тебя убью. Когда-нибудь…

В затуманенных наркотиками глазах промелькнул огонёк очередной насмешки.

— Да ну? Правда?

— Ага.

— Это будет нескоро, — с этими словами он осушил очередной бокал в несколько глотков.

Я согласно кивнула:

— Не скоро. А ещё — заканчивай с дурманом, любовь моя.

Он невесело рассмеялся:

— Подумать только: кровавый демон, не моргнувший глазом, без угрызения совести, наизнанку выворачивающий чужую душу и тело, вдруг читает мне мораль?

Он не прав. Дело тут не в морали. У меня нет морали как таковой. Просто я презираю слабость, в любом её виде. Как можно сознательно отказываться от контроля над реальностью, отравляя мозг дурно пахнущей гарью?

Зависимость — это плохо. Алкоголь и наркотики, девочки-мальчики, похоть — это плохо. Это — зависимость, следовательно, слабость.

— Скажи мне, — попросила я, отодвигаясь, — как называется мужчина, согласный поделиться своей женщиной с другим для получения выгоды?

Эллоиссент всё курил, курил. Он и не думал мне отвечать.

— Что мешает тебе, наплевав на волю дражайшей тетушки, остаться со мной? — снова заговорил я.

— Долг, — ответили мне после бесконечной, тягостной паузы.

— Долг? О! Двуликие! Долг? Ты не мужчина, ты… — я пыталась подобрать нужное слово, — экономист. Или ты не хочешь меня. Потому что, когда хочешь чего-то по-настоящему — это берёшь. Если бы женщиной был ты, а мужчиной я — я бы женилась на тебе, и сотня тётушек меня бы не остановила. Плевать мне на них. Пойми, мне немного надо. Маленький домик, окруженный белым садом, зелень небес над головой, дожди по вторникам, а можно и по пятницам, всё равно. Чтобы был очаг, огонь в очаге и знание — рано или поздно ты все равно придешь. Пусть грешный, пусть темный, придешь и будешь мой. А я, пусть тоже не светлый альф, всё равно дождусь тебя, потому что люблю. Но ты ждать не станешь. И сражаться за меня не будешь. Ты меня не любишь.

Над переносицей Элла прорезалась тонкая морщинка:

— Я не могу сделать то, что ты хочешь. Твой брак с Дик*Кар*Сталом — залог мира между нашими государствами. Пусть хрупкого, непрочного, но мира. Сколько людей нуждаются в этом? Ставки слишком высоки. Что перед тысячью жизней и смертей моя или твоя любовь?

— Плевать я хотела на чужие ставки в чужих играх! — заорала я, теряя терпение. — Это моя жизнь! Я вам не кукла! Не разменная монета! Я — живой человек!

— Хватит строить из себя жертву, Одиффэ, — раздражено отбросил он прядь волос с лица. — Тебе грозят не пытки, не сражения с превосходящим по силе противником. Стать женой короля — это что, так страшно для девчонки из подворотни?