Невеста „1-го Апреля“ - [36]

— Я желаю, чтобы моя жена была кротка, а я в вас угадываю своеволие, — немного домоседка, как я, а вы любите свет, — степенная, а вы любите движение, — очень женственная в манерах и во вкусах, а в первый раз, когда я вас встретил, вы носились по лесу одетая мальчиком…

— Жениться! Куда ни шло! — говорил и повторял себе Мишель, — я может быть женился бы в один прекрасный день… но жениться на женщине, не нравящейся мне — это слишком бессмысленно!

Сюзанна, пожалуй, не вызывала в нем отвращения, но, наверное, она ему не нравилась. Он доходил даже до того, что оспаривал ее юношескую красоту, очаровавшую его на один момент. Он находил мисс Северн то слишком тонкой и хрупкой, то наоборот слишком шаловливой, с, порой, мальчишескими жестами, с насмешливыми интонациями, которые его шокировали, как нечто анормальное, производя такое же впечатление, как если б он увидел напудренную маркизу в роде тех, которых можно видеть в портретных галереях XVIII в. верхом на велосипеде. Затем его сильно раздражал акцент, сохраненный ею, несмотря на то, что изъяснялась она грамматически правильно, — этот очень легкий и раздражающий акцент, от которого она никогда не избавится и который в то время, когда она говорила, как бы обрисовывался на ее губах.

Наконец, из встречи у „Зеленой Гробницы“, когда никакой серьезный интерес не волновал их, Мишель мог наблюдать молодую девушку такой, какая она в повседневной жизни, и из разговора, бывшего там, точно так же как из ее просьбы о жемчужине, „хорошенькой жемчужине“, он заключал, что она была до смешного дитя для женщины 22 лет, сердясь, забавляясь, смеясь, пугаясь из-за пустяков.

Насколько дети прелестны, настолько же женщины-дети невыносимы! И придется жить, жить всегда с этой женщиной-ребенком, с этой чужестранкой!

Мишель представлял себе еще Сюзанну, как второе издание Колетты, — Колеттой, такой же светской, такой же сумасбродной, но с меньшей беспечностью и с меньшей женственной прелестью. Он нежно любил свою сестру, но сколько раз он изумлялся неизменному терпению и веселому настроению своего зятя. А дом Колетты был идеалом мисс Северн!

Теперь Мишель насмешливо удивлялся, как мог он отвечать спокойно и миролюбивыми фразами на слова, одно воспоминание о которых его возмущало.

Между тем, было бы гораздо проще прервать все колебания такими словами: „вы правы, я безумец, я мечтал, что я любим… И Мишель смеялся, смеялся еще раз над своей собственной наивностью. Сказать, что он мог приписывать романтические идеи такой типичной резонерке, какой была мисс Северн! Романтизм и эта искусная велосипедистка, эта практичная молодая особа в неуклюжем костюме, слонявшаяся по лесу с дорожной картой!

— Ах! какую необыкновенную пару мы составим, — вздохнул молодой человек.

В башне Сен Сильвера Даран ждал, перелистывая альбомы.

— Ну, — неудачно поспешил спросить этот преданный друг, — женишься ты или не женишься?

Мишелю не следовало бы очень удивляться вопросу, так как он именно остановился на первом из предположенных решений, но по вполне человеческой непоследовательности факт, что Даран мог рассматривать, как возможное, безрассудное решение, только что принятое им, его раздражил.

— Убирайся вон! — ответил он раздраженно.

Он прошел через рабочий кабинет, чтобы пройти в соседнюю комнату, затем раскаялся, одумался:

— Ты позавтракаешь со мной, не правда ли? — сказал он на этот раз очень дружески.

И он добавил:

— Я безумец, Даран, и глупец! Я женюсь!

Часть вторая

I

Помолвка Мишеля, возвещенная в Канн, но без малейшего намека на оригинальное происшествие, вызвавшее ее, ускорила на несколько дней возвращение г-на и г-жи Фовель.

Колетта сияла. В течение этого последнего сезона, когда тесная дружба с Май Бетюн и с мисс Стевенс постоянно ее сближала с Сюзанной, она отдала свое восторженное и немного легкомысленное сердце своей маленькой кузине с открытым характером и хохотунье, которая так мило с ней болтала, играла с Низеттой, рассказывала истории Жоржу, составляла четвертого в висте Роберта. Затем, правильно или нет, Колетта, знавшая припадки уныния печального и одинокого в своей неудавшейся жизни Мишеля, была убеждена, что озабоченное чело, на котором сердечные поцелуи сестры не разглаживали морщин, прояснится от уюта счастливого домашнего очага.

И так как она была неспособна заниматься вопросом о приданом, ей казалось вполне просто соединить в жизни два существа, между которыми ее любовь уже устанавливала связь; поэтому она не задумывалась над тем, будут ли Мишель и Сюзанна соответствовать друг другу. Разве ее добрый большой Мишель не становился, как только он сам этого желал, самым милым из мужчин.

Что касается „маленькой Занны“, то она обладала всеми желанными качествами… Такая пленительная, такая забавная и такая веселая и со всем этим элегантная в своем совсем простеньком платье! В Канне все, включая Май Бетюн, Роберта и детей, были в восторге от нее и сожалели, что эта скучная мисс Стевенс ее эгоистично конфисковала для своего ревматизма и своей ипохондрии.

Никогда не жалуясь, замечательно тактичная и осторожная, бедное дитя добросовестно исполняло неблагодарную обязанность занимать и развлекать старую американку; иногда, очень редко, она появлялась в обществе, на вечерах, на garden-partiezs и на прогулках; как блестели тогда ее глаза, как бывал радостен ее смех!..