Невеста „1-го Апреля“ - [31]

— Нет, — ответил Тремор.

Но хотя он прекрасно сознавал, что его увертки вели к тому, что делали его как бы соучастником в проделке Клода, он все еще не имел мужества объясниться и добавил, клянясь себе, что это отступление будет последним:

— Я знал через Колетту о вашем присутствии в Канне в одно время с г-жой Бетюн и что вы приехали туда с одной из ваших старых знакомых… Поэтому ваше появление в Прекруа не могло меня особенно удивить. Я думал, что Мод и Клара по прежнему находились под благополучным попечением мисс Сары.

— Ах, да! — воскликнула Сюзанна с забавным смехом, — вы подумали о мисс Саре, когда я намекнула о воспитательнице Бетюнов; значить вы не знали, что я живу собственным трудом? — спросила она серьезно.

— Колетта мне писала, что вы сопровождаете мисс Стевенс в качестве лектрисы, — возразил с живостью Мишель.

Только бы Сюзанна не заподозрила его в этом постыдном предрассудке: презрении к женщинам, зарабатывающим средства к существованию!

— Мой бедный дядя Джон оставил мне все свои сбережения, но они были не особенно велики, я — небогата. Необходимо чтобы вы это также знали, — продолжала с той же серьезностью мисс Северн. — Ведь это очень маленькое приданое шесть тысяч долларов? Неправда ли?

На этот раз у Мишеля вырвался возглас протеста.

— О! сударыня!

Сердце его сжалось; он опять осыпал себя упреками при мысли, что это дитя может быть заключит из отказа, после таких долгих колебаний, что на его решение могли иметь какое-нибудь влияние вопрос о приданом или какие-нибудь предрассудки. Теперь необходимо было высказаться, непременно, под страхом показаться нечестным человеком; Мишель даже боялся, не потерял ли он уже право объясниться?

При выразительном восклицании своего кузена Сюзанна улыбнулась и очень искренно попросила:

— Прошу вас, называйте меня Сюзанной. Я не знаю, суждено ли нам стать мужем и женой скоро, но я убеждена в том, что попрошу вашей дружбы.

И она просто и мило протянула свою маленькую ручку.

— Благодарю, — сказал Мишель, сжимая доверчивую руку.

Право, эта уверенность Сюзанны, когда он вспоминал о той задаче, которую ему нужно было исполнить, была ему настолько дорога, что некоторое волнение, вызванное столько же смущением, как и благодарностью, прозвучало в этом „благодарю“ лишая его всякой подозрительной пошлости. Но владелец башни Сен-Сильвера запутывался все более и более. Напрасно он призывал на помощь всю свою волю, все свое искреннее желание действовать честно, слова застревали у него в горле, и он не в состоянии был сказать:

— Я ждал этого момента, желая сообщить вам, что вы были обмануты глупо, гнусно…

К тому же мисс Северн не считала их помолвку окончательной. Что обозначал ее намек на возможный разрыв? Хватаясь за этот предлог, Мишель цеплялся за надежду на препятствие со стороны самой мисс Северн. Он ждал.

— У вас вид… необщительный в сегодняшнее утро, кузен?

— Я часто бываю таким, — подтвердил Мишель.

И он подумал, что вероятно молодая девушка удивляется его немного холодным или по меньшей мере странным манерам.

— Колетта мне об этом говорила; она мне много говорила о вас. Не думаете ли вы, что она немного желала нашего брака?

— Я в этом убежден… Она его очень сильно желала.

— Но?

— Но если ее немного слепая любовь ко мне не могла желать лучшего, мне кажется, что… ее нежность к вам могла бы быть более требовательной.

Мисс Северн принялась смеяться.

— Мне очень хочется повторить вам слова г-жи Бетюн: уж не добиваетесь ли вы комплимента?

— Комплимента? Ах, Боже! нет, я вас уверяю!

И невольно он сказал эту фразу с грустью.

Сюзанна замолчала, заботливо снимая сухой лист, приставший к ее платью, затем неожиданно, подняв нетерпеливым жестом волосы, сползавшие ей на лицо, она остановила на Мишеле свой открытый взор.

— Если мне захотелось с вами поговорить, — сказала она, — это потому, что… потому, что, откровенно, я не считаю себя женой, какая вам нужна.

Мишель вздрогнул.

— Почему?

— По множеству причин: во-первых, потому что вы необыкновенный человек, а я — маленькая ничтожная женщина. О! не протестуйте, вы меня так мало знаете, что похвала была бы слишком банальна. Затем, потому что вы что-то в роде поэта, прозаического поэта, если хотите, но мечтателя, существа, влюбленного в химеры… а я личность очень положительная. Вы, вероятно, заметили две категории „барышень-невест“: одна — девушек-мечтательниц, другая — материалисток. Я знаю третьих: молодых девушек — рассуждающих, к которым принадлежу я, так как я хвалюсь тем, что нисколько не корыстолюбива, но не могу ни в каком случае похвалиться тем, чтобы я была сентиментальна.

Между тем как она говорила, очень легко выражаясь по-французски с забавным американским акцентом, Тремор смотрел на нее.

В английском костюме с высоким воротником, бывшем на ней это утро, мисс Северн гораздо более походила на велосипедистку „Зеленой Гробницы“, чем на изящную барышню, виденную им накануне. Но она на нее походила, как старшая сестра; мальчишеская живость ее манер смягчалась женственной грацией. В „Зеленой Гробнице“ она показалась Мишелю маленькой и хрупкой; но она была лишь нежная и очень тоненькая с лицом цвета розоватого снега, того, который хлопьями падает в апреле с фруктовых деревьев в цвету. ее волосы, очень редкого пепельно-каштанового оттенка, очень мягкие, вились пышно, обрамляли тяжелыми естественными волнами ее маленькую головку, не нарушая ее легкой грациозности и завивались на затылке и на лбу, который красиво открывала прическа; ее рот красивого рисунка часто улыбался с искренним прямодушием, давая скорее угадать, чем увидать ее мелкие белые зубы; глаза ее освещали все лицо. Это были чертовски болтливые глаза, запечатлевшиеся в памяти Дарана, глаза голубые, немного влажные, сияние которых, однако, было веселое, подобно прекрасному солнечному дню; глаза, которые широко открывались, сгибая дугой брови, в удивлении перед всякой безделицей, или удлинялись, нежно кокетничая, опуская почти черные ресницы, чтобы скрыть лукавое выражение своих зрачков; глаза, которые, казалось, всегда хотели что-то сказать или о чем-то умолчать, оказать милость или испросить пощаду, сами по себе обладавшие обольстительной прелестью, высшей очаровательностью. Глаза эти, которые смягчили бы людоеда из „Мальчика с пальчик“, и часто являлись бы мечтам менее зачерствелого отшельника, чем обитатель башни Сен-Сильвер, имели своим соучастником мало классический и довольно дерзкий нос, трепещущие ноздри которого поминутно расширялись, как бы для того, чтобы лучше вдыхать в себя жизнь.