Невеста „1-го Апреля“ - [28]

— Нет ничего легче, — ответил иронически Альберт. Ты это ей сообщи…

— Да, может быть… Тогда она мне ответит: вы не тот, кого я ждала, прощайте…

Даран взял машинально книжку журнала и перелистывал ее, не читая.

— На твоем месте я не стал бы искать вчерашнего дня, ломиться в открытую дверь, я дал бы себя увлечь прелестью этого очаровательного романа. Может быть в силу того, что меня считают за героя Фейе[16], я поверил бы и стал бы в действительности таковым со временем… Вера спасает. Во всяком случае мне бы очень польстило, чтобы прекрасные глаза видели во мне такого… Боже мой, роман богатого молодого человека, конечно менее поэтичен, чем…

— Ты ошибаешься, — возразил Мишель. — Очень возможно, что мисс Северн испытала чувства, которые я тебе описал… и при всем том мне нечем гордиться, так как при тех же самых обстоятельствах, в той же самой романтической обстановке, первый встречный пробудил бы их подобно мне; и однако, если бы она мне в них созналась или добровольно дала их угадать, я может быть был бы неспособен верить в их искренность, я может быть увидел бы в этом комедию, второе издание комедии, понимаешь? Молодая, бедная девушка, честно продающаяся на всю жизнь и разыгрывающая влюбленную, потому что она не имеет мужества сознаться в этом перед человеком, за которого она выходит замуж! Ах, к несчастью это для меня не новость.

На этот раз Даран резко положил книгу, которую держал, и повернул кресло, чтобы лучше видеть Мишеля:

— Ах, вот как, — сказал он, — чего же ты хочешь? Ты ненавидишь браки по расчету, но ты не веришь в искренность бедной девушки; ты не понимаешь браков из покорности перед требованиями света, но ты боялся бы жениться из романтического увлечения; ты уважаешь только браки по любви, но ты клянешься, что никогда не будешь любить свою жену; ты презираешь молодых девушек, выходящих замуж из расчета, но ты говоришь, что, если бы которая из них тебе выказала любовь, ты не счел бы ее искренней… Чего ты хочешь?

— Я не хочу жениться, вот и все… И я не желал бы, чтобы мое имя было примешано к глупой истории… Ты прекрасно понимаешь, что я не пожертвую своей свободой из-за первоапрельской шутки Клода Бетюна.

— Это верно, — продолжал Даран примирительным голосом, — что ты не ответствен ни за глупости юного Бетюна, ни за опрометчивость мисс Северн, которая должна бы обращать внимание на числа, какими помечены получаемые ею письма. Ты очень деликатно выяснишь положение г-же Бетюн, которая также очень деликатно передаст мисс Северн, что если бы ты чувствовал малейшую склонность к браку, ты был бы счастлив пожертвовать собою для ее счастья, но что… и т. д. Наконец, ты прав, все это только сюжет для водевиля.

— Ах, ты считаешь это за сюжет для водевиля, — воскликнул Мишель с полнейшей непоследовательностью, — ты находишь, что очень смешно и забавно сказать молодой девушке: „мадемуазель, вы очень милы, согласившись принять мое имя, но я ни за какую цену не соглашусь вам его дать…“

— Ведь это не ты ей скажешь. Ты все принимаешь трагически.

— Ах, прошу тебя Даран! — сказал молодой человек, сжимая свой лоб руками.

И они больше не возвращались к этому, продолжая говорить о разных вещах.

Замечание его друга напомнила Мишелю о размышлениях, явившихся у него после несчастной встречи с Клодом.

Зачем мучиться сверх меры из-за этого водевильного положения. Преувеличивать его значение — это подчеркивать его странность. Нужно было посмеяться над „1-м апреля“ Клода. Если бы мисс Северн была умна, она первая посмеялась бы.

Но труднее всего в подобном случае именно уметь смеяться так, чтобы не казаться отвратительным. Как некоторые шутки кажутся более пошлыми в устах личности, не имеющей обыкновения шутить, некоторые беспечные поступки, охотно прощаемые легкомысленным существам, почти одобряемые у тех, которые их совершают с непринужденностью, преувеличиваются и принимают совершенно другие пропорции, как только в этом замешано существо серьезного или беспокойного нрава.

Вся мнительность, вся прежняя застенчивость пробудились в Мишеле, и в отчаянном усилии он ставил себе напрасные вопросы, которые задаешь после совершившегося факта, как бы находя удовольствие в том, чтобы убедиться в своей неудаче или в своей неловкости. Отчего не подождал он настоящей весны, чтобы покинуть Париж? Отчего не уехал он в Норвегию? Зачем вообще провел он зиму во Франции? Зачем, тотчас же по получении письма, приписанного им тогда еще старой мисс Саре, не сообщил он о своих беспокойствах г-же Бетюн, вместо того, чтобы глупо ждать новых осложнений? Почему, наконец, в этот же день, на празднике, не имел он мужества отречься от нелепой помолвки, с которой его поздравляли? Вот это-то как бы молчаливое согласие затрудняло теперь необходимые шаги в Прекруа для разрешения недоразумения.

Советы Дарана, вполне бессмысленные, раздражили Мишеля; один из них, впрочем, тот, который обусловил все остальные, занимал его еще, благодаря неожиданному удивлению, смущению, тотчас же сменившемуся негодованием. Как могла подобная странная идея придти Дарану, чтобы он, Тремор, воспользовался мистификацией Клода, чтоб жениться на своей кузине Сюзанне?