Невеста „1-го Апреля“ - [20]
Стрелки на стенных часах остановились, повседневная работа удерживала слуг в подвальном этаже; ни тиканье маятника, ни звон стекла, ни хлопотливые шаги не тревожили этих внезапно пробудившихся для фантастической жизни, хорошо знакомых Мишелю, предметов. Ему казалось, что он слышит кропотливую работу червей в старой мебели.
Можно было бы сказать, что всякая жизнь, всякое дело остановились в эту минуту, за исключением дела тех, которые тайно и беспрерывно работали во мраке, то есть терпеливых разрушителей всякого творения и всякой вещи.
Рассеянно читал молодой человек новый роман, купленный им мимоходом на вокзале, и чувствовал себя до такой степени одиноким, что задавал себе вопрос, почему он до сих пор не купил себе собаки, преданный взгляд которой, полный великой тайны несовершенных или незаконченных душ, изредка искал бы его взгляда.
И вся его мысль устремилась к перемене впечатлений. В конце месяца он уедет в Норвегию, одну из немногих стран Европы, куда еще фантазия его не направляла. Его соблазняла мысль бежать от своей тоски, ехать в Канн, чтобы почувствовать милую привязанность Колетты, сердечную встречу своего зятя, ласки своих племянников, но он побоялся найти на пляже Средиземного моря тот же Париж.
Мишель не помнил, чтобы он в какую бы то ни было пору своей жизни испытывал такое ощущение заброшенности.
После своего разрыва с Фаустиной он сначала заглушал свое отчаяние лихорадочной жизнью, затем он путешествовал, открыл в новом образе жизни, в созерцании великих пространств, — обозревая страны, где его воображение еще в детстве часто блуждало, создавая очаровательные картины по прочитанным им рассказам, — наслаждение, которому однако не удавалось заглушить упорное чувство недавнего разочарования. Теперь он утомился от этих кочевых привычек; несколько раз смутившее его впечатление „уже видел, знакомо“, лишало свежести новизны то, что он надеялся открыть в новой для него местности. И ничтожным, и мало разнообразным казался ему теперь этот земной шар, хотя он его еще далеко не весь объехал!
Пословица говорить: „горе заменяет общество“. Очень редко, чтобы в большом горе слишком сильно чувствовалось одиночество. Для Мишеля его
великая печаль мало-помалу сгладилась; хуже того, она уменьшилась, она сократилась до ничтожных размеров, как кошмар, которого стыдятся при свете. Она сделалась глухой болью, в которой не любят сознаваться, старой раной, которой давно пора бы уже зажить.
Когда же она исчезла вполне, ничто ее не заменило в том сердце, в котором она так долго преобладала. И вот теперь даже очарование прошлого, очарование, сохранившееся неизвестно как и неизвестно зачем, вопреки всем испытаниям, рассеялось, как и все остальное. От этого Мишель почувствовал сожаление, испытываемое иногда, когда бросаешь завядшие цветы, которыми больше не дорожишь, но некогда бывшие очень ценными и дорогими сердцу. И ничто не залечило горечь этого последнего разочарования.
Оставалась возможная надежда на радость труда, которому отдаешься. Но ее приобретаешь только ценою выдержанной деятельности, постоянным напряжением умственных способностей, привычка к которому однако теряется от странствований по свету. К тому же для чего собственно работать? Если работа не вызывается необходимостью обеспечить насущный хлеб, нужно, чтобы она имела целью удовлетворение честолюбия, или осуществление идеала красоты, или достижения пользы, ну, а Мишель владел достаточным состоянием, мало беспокоился о мнении своих современников и еще того меньше о мнении потомства, затем и самое важное, он сомневался в своих силах для выполнения предпринятого им исторического труда.
Следовало ли ее писать такою, какой он ее задумал по документам, собранным им, его историю Хеттов, народа, таинственная судьба которого привлекала его воображение и следы которого он терпеливо искал в прахе исчезнувшего мира, отыскивая эти следы в Египте, Сирии, Западной Азии, находя их в Европе, смешавшимися со следами знаменитых и малоизвестных Пелазгов, скользящих неясною тенью среди самых древних воспоминаний античного мира.
Писать газетные статьи или обозрения, романы, это значить стремиться развлечь нескольких праздных людей, после того, как развлекся сам; писать книгу, заслуживающую этого названия и в особенности историческую книгу, это объявить себя могущим участвовать в известной степени в построении здания человеческого знания сообщением фактов, до того неизвестных, или их толкованием. Такова именно была теория Мишеля, а так как одинокая жизнь отчасти давала ложное освещение или экзальтировала его идеи, он находил в подобном желании большую и слишком требовательную гордость, вместо того, чтобы видеть в этом усилие большого мужества, умеющего быть скромным.
