Невероятный иммунитет. Как работает естественная защита вашего организма - [72]

Сакагути был прав с самого начала: если понять, что подталкивает организм воевать с самим собой, это приведет к более глубокому пониманию того, как работает иммунная система. Прежде считалось бесспорным, что иммунные клетки, способные нападать на составляющие самого тела, уничтожаются системой, с ними разделываются в вилочковой железе, и они даже не проникают в кровяное русло. Но Сакагути и его современники доказали, что все гораздо сложнее. В системе есть особые клетки, способные распознавать собственные компоненты тела и беречь организм от иммунного отклика. Теперь мы знаем, что это — кончик нитки в клубке, поскольку на самом деле существует множество видов Т-клеток; их многообразие велико и не сводится к «нормальным» или «регуляторным» клеткам.

И действительно, классификация иммунных клеток в целом довольно грубая. Их раскладывали по ящикам согласно немногим определяющим признакам — обычно по присутствию одной или двух присущих им белковых молекул, — а также согласно примерному пониманию возможностей этих клеток: белые кровяные тельца, именуемые естественными киллерами, хорошо справляются с раковыми клетками, макрофаги успешно жрут бактерии и так далее. Ныне мы сознаем, что естественных киллеров много разных, как много разных и макрофагов; что каждая категория клеток, которую мы выделили, содержит множество подкатегорий. Более того, в одном исследовании обнаружили, как можно классифицировать тысячи разных видов естественных киллеров[669]. Мы уже поняли, что в пределах отдельной категории иммунных клеток одни включают иммунный отклик, другие — выключают его. Но и это еще не все: каждый сорт иммунных клеток ведет себя по-разному в зависимости от того, где они размещаются в теле. Иммунные клетки пищеварительного тракта гораздо терпимее к бактериям, чем иммунные клетки легких. Попросту говоря, трудно понять, как иммунная система добивается всех этих разнообразных результатов. Впрочем, быть может, зря мы удивляемся: трудно — если вообще возможно — понять, как работает нечто с виду такое простейшее, как поисковая машина «Гугла»: рыскать по Интернету в поисках нескольких слов — часть повседневности, но за кулисами этого поиска — колоссально сложная система алгоритмов, каждый разработан командой, чья экспертиза вряд ли превосходит пределы малой части целого.

Причина, почему мы начали одерживать победы, — почему не преувеличение заявить, что мы сейчас на заре переворота в здравоохранении, — в том, что мы уже нащупали некоторые узлы иммунной системы, клетки и молекулы, которые, если воздействовать на них лекарствами, подпитывающими или сдерживающими их деятельность, резко меняют поведение системы в целом. Мы убедились в этом на примере цитокинов. Стоит заблокировать всего один цитокин — ФНО, например, — и путем остановки целого каскада последствий облегчается артритное воспаление: в случае с артритом размыкается круг, в котором иммунные клетки втягивают и втягивают друг друга в действие, что и приводит к аутоиммунной атаке. Когда мы разработаем лекарства, пищевые продукты, пребиотики или пробиотики, способные влиять на поведение или численность Т-регуляторных клеток, которые, несомненно, тоже ключевые игроки системы, у нас появятся новые методы расправляться с аллергиями и другими аутоиммунными болезнями.

Тем временем эта революция охватит — и в той или иной мере уже охватила — лечение от рака. Здесь благодаря открытию и пониманию совершенно нового способа регулировки иммунной системы сравнительно недавно возникла новая ветвь медицины.

8. Лекарства будущего

«Каждый раз, когда Джим принимает пациента — плачет», — сказала Падмани в беседе с журналистом «Нью-Йорк Таймз» в 2016 году[670]. «Ну, не каждый», — поправляет ее Джим. Джим Эллисон и Падмани Шарма работают в Онкологическом центре М. Д. Андерсона в Хьюстоне, Техас, познакомились они в 2005 году, в 2014-м поженились. За десять лет до их знакомства Эллисон и его лабораторная команда совершили знаковое открытие, приведшее к революции в раковой медицине. Шумиха была заслуженной: врачи-онкологи сошлись во мнении, что затея Эллисона — настоящий переворот, и она теперь занимает равное место в одном ряду с хирургией, радио- и химиотерапией как общепринятый вариант лечения от некоторых видов рака[671].

Возьмем один пример. В 2004 году двадцатидвухлетнюю Шэрон Белвин диагностировали с четвертой стадией меланомы — рака кожи, который уже распространился в легкие, — и оценивали ее шансы на выживание в ближайшие полгода 50/50. Химиотерапия на нее не действовала, перспективы казались мрачными. «Мне никогда не было так больно, — вспоминала она позднее, — тебя нет, в смысле, нет вообще, ты совершенно никак не владеешь ситуацией, тебя нет»[672]. Других вариантов у нее не оставалось, и она согласилась на экспериментальное клиническое испытание нового лекарства, разработанного на основе Эллисоновой идеи. После всего четырех инъекцией в течение трех месяцев опухоль в левом легком сжалась более чем на 60 %. В следующие несколько месяцев опухоли продолжили уменьшаться и наконец через два с половиной года жизни в лютом страхе смерти Шэрон узнала, что у нее ремиссия — рак больше не распознается. Лечение не действует на всех подряд, говорит Эллисон: «Мы собираемся лечить от определенных видов рака. Теперь у нас появилась возможность»