Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 2 - [32]
- Ты видишь, - сказал он мягко, - я вернулся, я вернулся вновь. Я тебя вновь нашел.
- Да, - сказала она, - да. Ах! Я это знала.
Она первая сделала шаг к нему, потом и он шагнул к ней. Теперь они были совсем рядом, но не осмеливались прикоснуться, будто прикосновение сейчас же превратит их в неугасимый факел.
Она сказала со страхом, любовью и все такой же нежностью:
- Ты безумец, дорогой. Если тебя узнают, тебя арестуют.
- По крайней мере я увидел тебя, вновь вдохнул твой аромат, заглянул в твои глаза. Я готов был спуститься в ад, чтобы тебя увидеть, так что Филадельфия в сравнении с этим? Ах, Летиция, ты все так же безумно прекрасна и молода, как на нашем маленьком пляже на Корсике, когда тебе было пятнадцать лет!
- Я думаю, что люблю тебя ещё сильнее, чем тогда, Фанфан. Боже, если бы ты знал: с тех пор, как я узнала от Кут Луйя, что ты жив и рядом, здесь, в Америке, со мной произошло тоже... Я не знаю, как сказать: Я словно начала жить сначала, и в то же время перестала жить вовсе. Моя обыденная жизнь теперь как в тумане.
И они медленно пошли рядом, молча, не сводя глаз друг с друга, и все вокруг них - город, прохожие, война, мир - словно предстало заново их восторженным взглядам.
И теперь, в тени перелеска, Тюльпан вновь вспомнил свои последние слова:
- О словах, переданных мне Большой Борзой, я думал неделями, прежде чем понял, что они - отражение чистоты твоей прекрасной души, и что я не могу заставить тебя забыть о чувстве долга, которое ты поставила выше, чем свою любовь ко мне. Но неважно: мы живем только раз и ничто не ценится так, как счастье.
Он пылко и страстно доказывал, что это будет не его, а их счастье. Он отлично видел, что слова его доходят до нее, волнуют и колеблют. Он видел, что одно его присутствие было для неё сказочным чудом. И без сомнения именно в этот момент, взяв её за руку, не надо было говорить ничего другого, как предложить следовать за ним. Но этого не случилось. Когда он собирался этот сделать, она воскликнула:
- Я не могу уехать, дорогой мой. Я не могу бросить его! Он достоин уважения, ты знаешь, более чем уважения.
- Не хочешь ли ты попрощаться с ним?! Это невозможно, он удержит тебя силой.
- О, нет! Он - нет!
- Я был бы не против. Но если ты его увидишь, не устоишь перед его изумлением, растерянностью, слезами, может быть.
- Я не увижу его больше.
- Что ты хочешь сделать?
- О! Самую малость, - сказала она грустно, - оставить ему письмо с объяснениями и просить у него прощения. Не думаешь ли ты, что это справедливо? И более честно?
К его большому сожалению, и он так считал, его не покидало беспокойство. И, расставшись с Летицией, он тотчас вернулся в перелесок, где оставил свою лошадь. Он больше не считал себя вправе бесполезно рисковать. Летиция знала это место.
- Ты придешь ко мне туда?
- Да.
- Когда? Это может быть только поздно ночью, я не думаю, что мы столкнемся с одной из банд дезертиров и грабителей, бродящих по лесу. Ночью они спят и, во всяком случае, их легче обойти. В час ночи?
- Да. В час ночи. Если меня не будет, значит что-то произошло.
- Не пугай меня, Летиция.
Она рассмеялась, впервые по-настоящему весело и сказала:
- Ничего не случится, любовь моя.
Затем она, несколько часов проведя в чайном салоне, написала Элмеру. Не находя слов, она вновь и вновь принималась за свое письмо раз двадцать. Она чувствовала себя грустной и свободной, когда окончательно закончив, совершила ошибку, придя в штаб.
Она знала, где найти сержанта Хопкинса, секретаря её му жа, думая передать ему письмо с просьбой вручить полковнику несколькими часами позже. Она хотела иметь в запасе время, чтобы вернувшись к себе взять там... сущий пустяк, но вещь самую ей дорогую: камею с изображением Фанфана, переданную ей Кут Луйя. Тогда-то и случилось то, что не должно было случиться. Пересекая широкий двор, полный солдат, она увидела своего мужа. В сопровождении двух молодых офицеров из картографического бюро, он направлялся к кабинетам генералов. Он выглядел глубоким стариком на фоне элегантных подчиненных и хромота его была ужасной в сравнении с прямой и мягкой походкой тех, кто был рядом с ним. Но ещё больше поражал старческий наклон головы, как если бы весь мир давил своим весом на его затылок, и беспомощно-грустный вид его лица. Всецело поглощенный тревожными мыслями, причиной которых несомненно была она, он не заметил её, хотя и прошел менее чем в десяти метрах. Она проводила его взглядом, ужас охватил её при мысли, что всю вторую половину дня она с радостью готовилась предать этого человека, достойного уважения и столь жалкого, что её захлестнуло сострадание. Это было хуже, чем слезы и мольбы: она только что увидела тот призрак, который вечно будет посещать её в кошмарах, если она его покинет. Смертельно мучаясь и терзаясь, не зная на что решиться, она вновь бродила по Филадельфии, вернулась в чайный салон, вновь взялась за свое законченное письмо, порвала его в конце концов и вернулась в свой дом к одиннадцати часам, сделав жестокий, но честный выбор, такой взволнованной и поникшей, что казалась едва живой. Вот почему когда каминные часы пробили час, она вскочила, чтобы бежать к Фанфану, но рухнула, достигнув двери, не решившись оставить Эл мера Диккенса в безутешном одиночестве.
Историю своего героя Бенжамин Рошфор прослеживает сквозь годы детства, которое Фанфан провел подкидышем в парижском предместье Сен-Дени в компании таких же беспризорников и шалопаев, где он впервые влюбился и познал таинства любви и откуда отправился в "большой мир" — в странствия по всей Франции, где пережил свои безумные приключения, пока не был мстительной любовницей буквально продан в армию.
Книга Томаса Мартина – попытка по-новому взглянуть на историю Древней Греции, вдохновленная многочисленными вопросами студентов и читателей. В центре внимания – архаическая и классическая эпохи, когда возникла и сформировалась демократия, невиданный доселе режим власти; когда греки расселились по всему Средиземноморью и, освоив достижения народов Ближнего Востока, создавали свою уникальную культуру. Историк рассматривает политическое и социальное устройство Спарты и Афин как два разных направления в развитии греческого полиса, показывая, как их столкновение в Пелопоннесской войне предопределило последовавший вскоре кризис городов-государств и привело к тому, что Греция утратила независимость.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
Одно из самых страшных слов европейского Средневековья – инквизиция. Особый церковный суд католической церкви, созданный в 1215 г. папой Иннокентием III с целью «обнаружения, наказания и предотвращения ересей». Первыми объектами его внимания стали альбигойцы и их сторонники. Деятельность ранней инквизиции развертывалась на фоне крестовых походов, феодальных и религиозных войн, непростого становления европейской цивилизации. Погрузитесь в высокое Средневековье – бурное и опасное!
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Любимое обвинение антикоммунистов — расстрелянная большевиками царская семья. Наша вольная интерпретация тех и некоторых других событий. Почему это произошло? Могло ли всё быть по-другому? Могли ли кого-то из Романовых спасти от расстрела? Кто и почему мог бы это сделать? И какова была бы их дальнейшая судьба? Примечание от авторов: Работа — чистое хулиганство, и мы отдаём себе в этом отчёт. Имеют место быть множественные допущения, притягивание за уши, переписывание реальных событий, но поскольку повествование так и так — альтернативная история, кашу маслом уже не испортить.
Интеллектуальное наследие диссидентов советского периода до сих пор должным образом не осмыслено и не оценено, хотя их опыт в текущей политической реальности более чем актуален. Предлагаемый энциклопедический проект впервые дает совокупное представление о том, насколько значимой была роль инакомыслящих в борьбе с тоталитарной системой, о масштабах и широте спектра политических практик и методов ненасильственного сопротивления в СССР и других странах социалистического лагеря. В это издание вошли биографии 160 активных участников независимой гражданской, политической, интеллектуальной и религиозной жизни в Восточной Европе 1950–1980‐х.