Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 2 - [3]

Вот такие слухи ползли по лагерю Вэлли Форж, но все могло быть и клеветой. Что достоверно, так что в то же самое время Вольтер принимал у себя Бенджамина Франклина и подавалось им старое бургундское. А чуть позже на приеме во французской академии, он обнял дважды и благословил "от имени Бога и Свободы внука Нового Сократа", и все присутствовавшие разразились рыданиями, скрепляя таким образом слезами любви связь короля с республикой, которая закалилась в мятеже против другого короля, - всего лишь англичанина!

- "Священное право встать на помощь народному суверенитету!" Вот забавно, - глубокомысленно заметил Лафайет Фанфану Тюльпану, когда счастливая весть о союзе достигла их ушей.

- Ах, господин генерал-майор, в том-то вся прелесть - в свою очередь иронично заметил Тюльпан. - А не на это ли вы столько лет трудились во Франции? И когда год назад вы сели на корабль, направлявшийся в Америку, не для того ли, чтобы принести им ваши шпагу и талант, быть примером и иметь последователей?

- Боже! Но не до такой степени! - ещё более задумчиво промолвил Лафайет.

Второе последствие Саратоги, менее примечательное для всеобщей истории, но оказавшее влияние на судьбу Тюльпана: приезд в ноябре 1777 г. в лагерь Вэлли Форж Присциллы Мильтон. Без нее, вполне возможно, жизнь обошлась бы с Тюльпаном иным образом, может быть, он стал бы сенатором Коннектикута, хлопковым плантатором в Вирджинии; праправнуки детей, которые не преминули бы появиться в Америке, жили бы в наши дни в Далласе, взирая на свои буровые вышки. Наш герой-весельчак затерялся бы на просторах США или стал куда серьезнее. Но появилась Присцилла...

Брючная мастерица Генри Барджойна, она, потеряв работу после жестокого поражения последнего, предложила свои услуги генералу Вашингтону. Но Вашингтон в них не нуждался и направил Присциллу к Лафайету, любителю заняться своим гардеробом, сохранившим французскую привычку даже стоя по колено в дерьме быть всегда в чистой рубашке и свежих брюках. Незаменимая в искустве глажения, чистки, штопки и крахмаления, Присцилла Мильтон подошла ему. Генерал-майор (а так именовали американцы нашего маркиза) вызвал сержанта и велел "наилучшим образом разместить мисс Мильтон".

Сержантом был никто иной, как Тюльпан. Он отыскал для неё грязный барак, где по прошествии всего лишь нескольких дней мы его видели занимающимся любовью; и он добился этого несмотря на угрозы скорее убить себя, чем отдаться, ибо она мол, в свои двадцать пять лет - непорочная девица. Ясно, что она себя вовсе не убила, а Тюльпан, если когда и каялся, то не кусал себе локти всякий день, когда отдавался чувствам, ибо она была не любовницей, отдававшей себя, а королевой кровопийцев, любовных кровопийцев, что ещё хуже, да вдобавок ещё и не выносимо болтлива. Он убедил себя никогда не слушать больше чем половину того потока слов, которым она ему так досаждала. Эту полуглухоту, облегчало впрочем то, что Присцилла, ко всем её клубкам, иголкам, утюгам и крахмалу, была ещё наделена от рождения ужасным вирджинским акцентом. Достаточно наслушавшись, чтобы представить, какое трагическое будущее ему уготовано, однажды, в январе, он открылся Лафайету во время инспектирования в заснеженном лагере, казавшемся в такой холодный день просто вымершим.

- Она хочет за меня замуж, мсье. Вот что приходится мне беспрестанно слышать.

- Тотчас?

- Нет, слава Богу, нет. Впрочем, она католичка и хочет быть обвенчаной только католическим священником, которого в нашем лагере к счастью нет. Не тотчас же, но сразу после войны.

- Это дает вам время.

- Может быть. Но сколько? Всякая война когда-то заканчивается, вот что меня удручает, мсье.

- Она очаровательна.

- Да.

- Малышка, но, говорят, прекрасно сложена, нет?.

- Да, мсье. (Затем рассеяно:) Очень красивая задница, мсье.

- Ах, - вздохнул Лафайет помолчав. - Вот чего не хватает здесь: прекрасных задов. (Мечтательно) - У меня была кузина с прекрасной задницей. Что с ней стало, я себя спрашиваю?

Здесь можно удивиться фамильярности между генерал-майором к тому же и маркизом, и простым сержантом - простолюдином. Но мы в Америке, а не во Франции, а республиканский строй объединял людей чувством равенства. И не забудем, что этим генерал майору и сержанту всего по двадцать лет; а это сближает. И, наконец, с момента высадки 13 июня предыдущего года с брига "Ля Виктори", привезшего их из Испании, в Каролине, в маленьком порту Саут Айнлет, они не разлучались, можно даже сказать не раз делили постель, вплоть до разгрома под Брендивайном, о котором мы говорили - до памятного 11 сентября прошлого года, когда, противостоя объединенным войскам Хоува и Корнуэльса, шеститысячная армия Вашингтона быстро вышла из боя, Сей бесславный разгром мог оказаться губительным для его престижа за границей, и особенно во Франции, откуда повтсанцы безрезультатно ожидали поддержки-если бы не Саратога, месяц спустя, восстановившая ситуацию.

Возле брода у Брендивайн, именовавшегося Чадс форт, разместили батареи, - пустая трата времени, не причинившая вреда англичанам, укрепившимся на другом берегу, в густом лесу. Корпус генерала Салливана, при котором Лафайет и Тюльпан служили волонтерами, не успел перестроиться, как внезапно, после быстрой артподготовки и обстрела из мушкетов, войска Корнуэльса взяли их в кольцо. Дерзкая контратака Вашингтона со свежими силами - между тем, как Лафайет, Тюльпан и несколько офицеров попытались собрать рассеяные войска Салливана - провалилась, был отдан приказ об отступлении - "пункт сбора у брода Честер, в двенадцати милях, джентльмены!". Единственный выход избежать пленения солдат, пушек и фургонов с припасами! Именно тогда Лафайет получил ранение в икру ноги и выпал из седла.