Невероятные приключения Денниса Доргана - [10]

Он лишь слегка покачнулся, мягко улыбнулся и начал:

— Госпожа и дамы… Ах, извините, дам тут нет. Так вот в том углу — Рыба-меч Конноли, с «Авантюриста», сто девяносто пять футов. В том углу — Деннис Дорган, с «Пифона», сто девяносто фунтов. Также вы знаете…

— Конечно, мы все знаем! — проревела обезумевшая толпа. — Убирайся. Пусть начинают! А ты мы линчуем тебя старый & $% @!

Спагони, нырнув, исчез с ринга, ударил колокол, и началось…

Тут я и Меч-рыба думали одинаково. Одновременно с ударом колокола, мы, словно пули из револьвера, разом рванули к центру ринга. Каждый из нас надеялся вырубить противника с первого удара. В результате из-за излишнего рвения мы оба промахнулись и растянулись на ринге под веселый гогот толпы.

Мы поднялись, и настроение у нас не улучшилось. А Конноли ещё попытался обрести звездный час, поймав мой подбородок правым хуком. Я принял ответные меры левым хуком, погрузив кулак по самое запястье в его живот, и лицо его приобрело странный зеленоватый оттенок. Я мог бы там с ним и закончить, но я остановился, чтобы саркастически спросить, не страдает ли он от морской болезни, только он обезумел настолько, что забил мою верхнюю губу между двух моих передних зубов.

Раздраженный этой несчастной случайностью, я набросился на него, и он встретил меня, как положено. Мы обменивались посреди ринга тяжелыми ударами, пока канатное ограждение не превратилось в кровавое кольцо, а ринг под ногами не стал раскачиваться, словно палуба во время бури. Ни один из нас гонга не услышал, поэтому рефери и секундантам стоило больших усилий растащить нас по углам. В процессе этого действа Конноли нанес мне сильный удар в живот, а я ответил ему прямым под подбородок, который сбил его с ног, так что он, перелетев через канаты, рухнул на первый ряд зрителей, мирно дремавших, пока мы били морды друг другу.

Второй из секундантов облил меня водой. Вместо этого я попросил, чтобы он отлепил мою верхнюю губу от зубов, вот только у него ничего не вышло. А когда прозвучал удар гонга, в ответ на мою настоятельную просьбу он вынул нож и практически сделал мне операцию. Хлынула кровь, но я почувствовал себя много лучше. Вот так я и вышел на второй раунд.

Однако толпа, увидев, что кровь хлынула из уголка рта у меня по подбородку, завопила от восторга, решив, что мне очень сильно досталось. Да и Коннели решил, что я в худшем состоянии, бросился на меня… в общем, повел он себя небрежно.

Я тут же поймал его левым хуком в челюсть, и он сделал полное сальто под истерический, радостный вопль толпы. Если бы Конноли не был сделан из твердого железа, то, наверное, шею себе сломал бы. Как бы то ни было, на счет девять он встал, правда, взгляд у него был стеклянным. Я тут же набросился на него, но он быстро отступил, кружа и уходя от ударов. Я последовал за ним по рингу, пытаясь работать по рукам и верхней части головы — это было все, что я мог видеть.

Наконец вышло так, что я справа сбоку достал его затылок и потом плашмя хлопнул по лицу. Но когда, я повернулся, чтобы отправиться в свой угол, уверенный, что все закончено, один из секундантов выплеснул на Конноли ведро ледяной воды, и тот с диким криком набросился на меня. Только я не готов был встретить его… Моя нога скользнула на мокрой поверхности ринга, и мой левый хук со свистом пронесся над головой Конноли, а он со всего маха торпедировал меня кулаком в солнечное сплетение. Я пошел ко дну, обрушив кулак на него справа сверху, и раунд завершился для нас обоих на полу.

Секунданты растащили нас по углам и работали над нами так, чтобы мы сумели прийти в себя и выползти на третий раунд. Я увидел, как секундант, стянув перчатку Конноли работает над его рукой. Но у меня слишком сильно болел живот, чтобы я сумел что-то сказать рефери. Он сам должен был следить за происходящим, если на то пошло.

А я чувствовал себя много лучше, выходя на третий раунд. Я готов был начать, но Конноли не слишком рвался в бой. Он пятился, берег левую, и толпа требовала, чтобы я подошел и прикончил его. Я так и сделал, но не из-за их криков, просто хотел все это закончить.

В итоге я нырнул, пропустил его левый хук, а потом… я лежал на спине посредине ринга, чувствуя, что мой череп раскалывается. Зрители сходили с ума. Рефери, склонившись надо мной считал, и Конноли, злобно усмехаясь, стоял, облокотившись на канаты и смотрел на меня. Теперь я понял! Ничего у него не было с рукой, кроме свинца в правой перчатке! Я бы мог сказать, что прощупал его.

Это взбесило меня так, что и сказать нельзя, так что я встал, собрав себя кусок за куском, но едва, поднявшись, снова натолкнулся на свинец и опять нырнул. На этот раз я встал, только когда рефери досчитал до девяти.

Лучшая рука Конноли была правой. Так что я, кружа, подобрался к нему слева и не обращал внимание на его левую. Я наблюдал за происходящим, и тут с ликованием сделал открытие. Он так много вложил в печатку, что не мог с легкостью наносить удары, махал правой тяжело и медленно.

Заметив это, я дьявольски рассмеялся, и пошел, нанося легкие удары, руки отбил об его кишки. А Конноли молотил меня левой, так что я стал бордовым, но я не обращал на это никакого внимания. Я следил за правой. Я ждал, когда он снова попытается ей ударить. И когда он сделал это, я поднырнул… Он не мог оторваться от меня. Он потел, хмыкал, пыхтел и колотил обеими руками по животу. Наконец окровавленный, наполовину ослепший, Рыба-меч, переполненный отчаянием, попытался достать меня правой. Удар был таким, что, достигни он цели, он бы и быка свалил. Только я его опередил и, ударив снизу с бедра, добрался до челюсти Конноли. Я не стал ждать, пока рефери считает до девяти. На самом деле, в этом смысла не было. Рефери толкнул распростертого на полу Конноли пальцем, а потом кивнул его секундантам и, зевнув, отвернулся. У него, видимо, выдался напряженный день.