Неверный шаг - [10]

— Мсье желает чего-нибудь?

— Кофе, пожалуйста.

— С коньяком?

— Нет.

Хозяин подал кофе. Незнакомец отпил глоток и поставил чашку.

— Вы не знаете, — спросил он, — кому принадлежит маленький пустующий домик у реки, на юго-запад от города?

— Вы хотите сказать, развалюха около большой усадьбы?

— Вот именно.

— Максиму Лезуру, его хозяйство.

— А где мне найти мсье Лезура?

— Нет ничего проще. Если отсюда, первая улица направо. Третий дом. На дверях табличка.

— Спасибо. Сколько я должен?

— Три франка, включая услуги.

Незнакомец оставил на стойке пятифранковую монету, кивнул бармену и вышел, не допив кофе. Остановился перед белым двухэтажным домиком, прочел на почтовом ящике имя и позвонил. Дверь отворилась. Хозяин дома — невысокий энергичный человек, уже в летах, сухопарый, с узловатыми руками, иссушенный и закаленный физическим трудом, одетый в вельветовые штаны в крупный рубец, шерстяную вязаную куртку поверх темной клетчатой рубашки, на ногах — домашние туфли без задника, — появился в проеме дверей. На вид не особенно разговорчив, однако без тени недоверия или враждебности. По всему, старый земледелец.

— Мсье Максим Лезур? — осведомился незнакомец.

— Он самый.

— Мне хотелось бы снять на некоторое время дом где-нибудь в округе. Я видел участок с домиком около реки. Мне сказали, что он принадлежит вам. Это как раз то, что я ищу.

— Войдите.

Старик посторонился и пропустил незнакомца в большую комнату, служившую одновременно кухней, столовой и гостиной. Здесь веяло чем-то нерушимым, окостенелым. Обстановка была небогатая, мебель самая простая, но добротная и практичная, изготовленная вручную, со всем возможным искусством — без сомнения, самим хозяином дома. Лезур посадил незнакомца за большой стол, на лавку, и спросил его:

— Я сварил кофе. Хотите?

— С удовольствием.

Лезур наполнил две чашки, поставил на стол железную коробку с горкой колотого сахара и уселся напротив незнакомца. Кофе был крепкий и вкусный. Незнакомец выпил всю чашку.

— Вы видели его вблизи? — спросил Лезур.

— Да.

— Там ничего нет. Ни водопровода, ни электричества, ни мебели, только старый шкаф, стол и два стула — их я не перевез, потому что здесь нет места.

— Все это пустяки. Я спокойно проживу без всех этих удобств. Мне понравился дом. Он удачно расположен.

— Да. Место красивое. Я никогда не хотел его сдавать. Он мне дорог как память, если угодно. Я построил его один, от первого до последнего камня. Вот почему я его оставил, когда бросил землю и все распродал.

Может быть, одинокому старику просто хотелось поговорить, подумал незнакомец, а может быть, он пытается набить цену, по своему немудреному, но верному крестьянскому расчету.

— Когда вы намерены въехать? — спросил Лезур.

— Прямо сейчас.

— И на какой срок?

— Примерно на месяц. Может быть, больше, а может, меньше. В любом случае, я плачу за месяц вперед.

— Это все так скоро. Мне нужно поспрашивать у людей, разузнать, сколько это может стоить. Да вот что — я дам вам ключи, а вы оставите мне небольшой задаток. А там договоримся.

Незнакомец вытащил из кармана пятисотенную бумажку.

— Этого будет достаточно?

— Вполне.

— Отлично. Значит, я зайду на днях.

Лезур поднялся из-за стола, подошел к пузатому комоду и достал из ящика ключи на тесемке. Протянул их незнакомцу и прибрал со стола деньги.

— Вот этот, — сказал он, — от дома. Другой от амбара. Туда можно поставить машину. В большой комнате есть камин, а в маленькой — дровяная плита. Оба прочищены, тяга хорошая. В сарае, у дальней стены сложена большая поленница, дрова сухие. Берите, сколько надо. Есть еще керосиновая лампа и полный бидон в стенном шкафу на кухне. В колонке вода — чистая, питьевая. Дом сухой, крепкий, никакой сырости. Хотите, дам вам кровать?

— Нет, спасибо. Раскладушки мне будет вполне достаточно. Где я могу что-то купить, если понадобится?

— Все, что вам нужно, найдете на площади. Магазины открываются через полчаса.

— Спасибо. Всего хорошего.

— До свидания, мсье.

Час спустя незнакомец отправился на маленькую ферму. Задние сиденья машины были завалены пакетами и свертками. Когда он уезжал с площади, туда въехал автомобиль Мерло, в котором, кроме журналиста, он разглядел Мари Бремон и маленькую девочку. Он выехал из городка, свернул в аллею, миновал открытый шлагбаум и съехал на полевую дорогу. Остановился перед дощатым забором и, не заглушая мотора, пошел открывать ворота, ровно настолько, чтобы смогла проехать машина, потом отпер двери дома и амбара. Зарулил во дворик и оставил машину перед входом в дом. Сгрузил все свои покупки в большой комнате, принес туда же из багажника два кожаных чемодана. Поставил машину в сарайчик, вернулся в дом и открыл настежь все окна, хотя воздух в комнатах был сухой и нисколько не отдавал плесенью. Кухонное хозяйство включало в себя, кроме обещанных уже дровяной плиты и стенного шкафчика, еще и широкую каменную раковину, сливная труба которой уходила куда-то через заднюю стену дома. Незнакомец вынул из шкафчика керосиновую лампу и бидон. И поместил на их место тарелки, бокалы, столовые приборы, графин, пробочник, консервный нож, стопку салфеток, кастрюлю, сковородку и чайник. Положил в раковину пластмассовый тазик, бутылку мыльного раствора и губку. Взял лампу и бидон и перешел в большую комнату. Распечатал большую плоскую картонную коробку и достал складную суконную кровать на металлическом каркасе, поставил ее вдоль стены. Вытащил из чехла пухлый спальник и простыню-вкладыш, постелил на раскладушку. Раскрыл первый чемодан. Вынул из него переносной радиоприемник и три десятка книг. Расставил на столе. Все это были книги по истории или по смежным дисциплинам. Среди них были и классические авторы — такие, как Иосиф Флавий, Робер де Клари или Ата Мелик Джувейни, — и современные: Блок, Бродель, Лeруа-Гуран, Войн, Алькок, Кларк, Галлэй, Чанг…; преобладали теоретики исторической мысли, что выдавало большее увлечение их читателя общефилософскими вопросами, стоящими перед историей и задаваемыми самой историей, чем простым нагромождением фактов или выявлением отличительного характера каждой отдельной цивилизации и ее деятелей. Затем он вынул белье, одежду, полотенца и полный набор туалетных принадлежностей в кожаном чехольчике. Аккуратно прибрал все это в шкаф. Открыл второй чемодан. Его содержимое — изысканнейшие консервы и тонкие вина лучших сортов — отнес в шкафчик на кухне. Когда чемодан опустел, он привел в действие незаметный механизм, и жесткое кожаное дно чемодана легко отскочило. Он приподнял его и обнажил второе, потайное, дно с дополнительным пространством между двумя абсолютно одинаковыми плоскостями. Там лежали пачки банкнот, автоматический пистолет, несколько запасных обойм, коробочка с пулями, глушитель, фотография и письмо, взятые им в доме, где скрывался Бремон. Он взглянул на фотографию, вынул пистолет и положил его в шкаф под сложенную стопкой одежду. Закрыл двойное дно, потом оба чемодана и поставил их стоймя в низ шкафа. Сходил в сарай и принес к камину и кухонной плите несколько поленьев разной толщины и пару охапок мелких сучьев на растопку. Взял графин и наполнил его из колонки, не забыв помыть руки. Поставил графин на стол, потом принес себе тарелку, вилку, нож, два стакана, штопор и консервный нож, хлеб в целлофановой упаковке, банку консервов и бутылку красного бургундского знаменитой марки. Наполнил тарелку и оба стакана. Взял в руки «Апологию истории», потом передумал и открыл «Как пишется история» Поля Вейна в месте, отмеченном закладкой, за несколько десятков страниц до конца. Положил раскрытую книгу перед глазами и рассеянно принялся за еду и питье, словно и не голодал последние сутки. Внезапно он поднял голову. В ворота усадьбы въехала машина. Мотор затих. Хлопнули дверцы. Незнакомец вернулся к книге и спокойно доел свой ужин. Он долго еще читал после того, как закончил есть. Читал медленно, вдумчиво, с одной и той же скоростью, каким бы емким и трудным ни был отрывок. Он дочитал книгу. Встал из-за стола, бросил консервную банку в пластиковый пакет, составил грязную посуду в тазик и прибрал все остальное. Вышел к колонке прополоскать рот и почистить зубы. Потом обошел вокруг дома и поднялся на насыпь, откуда хорошо просматривался соседний участок. На лужайке, перед южной стеной, играла маленькая девочка. Она была одна. Она без умолку болтала сама с собой, приседала, вскакивала, за кем-то бежала, напускала на себя рассерженный вид, грозно покачивая указательным пальцем, хохотала, с кем-то здоровалась, раскланивалась и корчила рожицы, прыгала на одной ножке по одной ей известным маршрутам, пробовала с разбегу взлететь, пряталась за деревьями. Ее светло-золотистые волосы разлетались в разные стороны, они, как и на фотографии, казалось, излучали свет. Незнакомец, невидимый за деревьями, погруженный в свои мысли, долго не сходил с места, наблюдая за ней.