Неверная - [60]

В Лууке люди были совсем худыми. Беженцы спали на улицах, а на домах виднелись следы от пуль. В маленьких гостиничных номерах было жарко как в печке, поэтому все спали снаружи: женщины – на циновках во внутреннем дворе, а мужчины – во внешнем. Водопровода и электричества не было – все мылись, поливая себя водой из кувшина, и смеялись над Хавейей, которая пользовалась иностранным инструментом – зубной щеткой, – вместо того чтобы тереть зубы веткой акации. На завтрак была козья печень с чесноком и луком. Мне не хотелось есть в такую рань, но остальные старались убедить меня подкрепиться, пока мы не попали в действительно голодные края.

Следующую ночь мы провели в Було Хааво, маленькой деревеньке на сомалийской стороне границы с Кенией, где были только хижины из прутьев и травы и магазинчик, в котором стоял шкаф со льдом.

Всего в нескольких сотнях ярдов от деревушки, уже по ту сторону границы, был небольшой кенийский город Мандера, с бетонными домами, вымощенными мостовыми и электричеством. Электричество было редкостью в Могадишо, так что мы очень удивились ему там. Мы прошли через контрольно-пропускной пункт, где люди в форме в открытую получали взятки. (У Кубкака был кенийский паспорт, а мы с Хавейей свободно говорили на суахили, поэтому нам не пришлось ничего платить.)

В Мандере Кубкак пригласил нас в дом своей мачехи и сводных сестер, чтобы мы выразили им свое почтение. Там были водопровод и электричество.

В городе были магазины, школа, даже здание администрации и отделение полиции. Словом, в этом небольшом городке в Кении – стране, к которой сомалийцы относились с презрением, – дела шли куда лучше, чем по всей Сомали, всего в нескольких милях оттуда.

Мандеру населяли сомалийцы Седжуи (также известные как кенийские сомалийцы), которые говорили нараспев и примешивали сомалийские слова к своему суахили. Единственными «коренными» кенийцами были полицейские, следившие за порядком, и военные, защищавшие границы. Но события в Сомали все же отразились и на Кении. Разбойники часто устраивали рейды через границу, похищали имущество, угоняли скот, а контрабандисты вывозили из страны кат, разные товары и людей.

Два дня мы провели в Мандере, после чего Кубкак, наконец, согласился продолжить путь. Мы сели в автобус и поехали в Гариссу, большой город в трехстах пятидесяти милях к югу, где были заасфальтированные дороги, отели, автобусные остановки, светофоры и мечеть. Там мы купили билеты в Найроби. Мы были практически дома.

Когда почти через неделю после отъезда из Могадишо мы наконец приехали в Найроби и шли по улицам района Истли, все вокруг казалось такими знакомым и родным. Мы были рады даже острому запаху сукумавики. Я хотела увидеться с мамой, но на подходе к дому поняла, что опасаюсь ссоры и эмоциональных сцен, которые наверняка последуют за нашей встречей.

* * *

В конце ноября, через несколько дней после того, как мы приехали в Найроби, в Могадишо начались открытые бои. Войска Сиада Барре все еще удерживали центр города, но окраины были уже под контролем повстанцев Хавийе. Вооруженные люди, обезумевшие от ката, ездили на пикапах и палили во что попало, сжигая фермы и сады.

Чтобы разделить оппозицию, Сиад Барре решил сыграть на клановой вражде, которая всегда подспудно тлела в Сомали. Его войска устраивали нападения на людей Дарод так, будто это было дело рук Хавийе, и наоборот: в местах, где происходили убийства, они оставляли надписи вроде: «Очистим земли Хавийе от Дарод» и «Хавийе – низкородные и заслуживают смерти».

Поэтому когда режим Сиада Барре стал рушиться, это отразилось на всей стране: борьба против него вылилась в широкомасштабную гражданскую войну. Теперь Хавийе не только требовали голову Сиада Барре, но и хотели провести этническую чистку. Людей Дарод застали врасплох. Они предполагали, что Хавийе будут мстить субклану Сиада Барре, но не всему клану Дарод. Могадишо погрузился в хаос кровавой резни, мародерства, разрухи. Повстанцы врывались в дома и поджигали их; родители убегали, бросая детей. Все люди Дарод, которые могли спастись бегством, уезжали, уходили, уползали в Афгойе, Бай-доа, Кисмайо или в города и деревни на границе с Кенией и Эфиопией.

Порой Дарод давали отпор, и в таких схватках погибало множество людей и Дарод, и Хавийе. Армия Сиада Барре сократилась до одного отряда, который охранял его президентский дворец. 27 января 1991 года мы с мамой и Хавейей услышали в новостях сомалийской службы BBC, что Барре спасся бегством – в Найроби.

Однажды вечером, когда мы с волнением слушали радио в квартире на Парк-роуд, к нам в дверь постучали. Я застыла в изумлении: на пороге стоял Абделлахи Ясин, один из лучших друзей Махада в Могадишо. Рядом с ним находился сын его старшей сестры, молодой человек по имени Осман Абдихалин Осман Юсуф Кенайдиид, внук Османа, который учил моего отца читать и писать, и правнук короля, которому служил мой дед Маган. Мы почли за огромную честь принять такого человека в нашем доме.

Абделлахи и Осман сказали нам, что Могадишо буквально парализован. На улицах только военные машины. В областях, перешедших под контроль Хавийе, вооруженные люди устраивали облавы на людей Дарод. Махад уехал из Бари еще раньше Абделлахи и Османа и отправился в Бари, который был под контролем ДФСС. Мама забилась в истерике от страха, мы с Хавейей тоже очень встревожились.