Неведомый город - [3]

— Когда только успели вы обо всем позаботиться, все сообразить? — удивился Горнов.

— Э-э, мой милый, три месяца прошло с января 1912 года-то. Что же, я баклуши бить, что ли, стану? Вон Николай Андреевич, пока я бегал по всем петербургским магазинам, начинял свою голову среднеазиатской литературой. Верно, а? — обратился он к инженеру.

— Верно-то верно, да не совсем. Интересовался я, правда, исследованиями Средней Азии, но больше времени употребил на пополнение своих пробелов по металлургии и горному делу, а также на освежение в памяти последних успехов химии и механики.

— Каковы же результаты?

— Результаты увидите на моих работах, когда прибудем на место.

— Какая, собственно, цель всей этой экспедиции, я что-то все-таки плохо представляю? — спросил студент.

Березин принялся подробно объяснять задачи и перспективы экспедиции. Промышленникам желательно исследовать возможность разведения в области озера Иссык-Куля и реки Нарына табака и хлопка, столь необходимого для развития русской хлопчатобумажной фабрикации. Попутно желательно исследовать строение и минеральные богатства предгорий Тянь-Шаня. Что золото там имеется, это не подлежит сомнению. Золотопромышленность существует уже давно в виде добычи металла руками инородцев монгольского происхождения, ведущейся самым первобытным способом. Кроме того, давно уже признано, что в Центральной Азии существуют каменноугольные залежи, что должно представлять огромный шанс для развития здесь в будущем горного промысла. Есть вероятность нахождения, кроме нефрита, и других минералов, полезных в промышленности. Исследование экономического положения населения тоже входит в задачи экспедиции.

Из всей лекции Горнова более всего заинтересовала внешняя сторона дела и он спросил, далеко ли экспедиция будет углубляться в горы и нагорья Средней Азии.

— Гораздо дальше, мой мальчик, чем вы можете предполагать, — ответил Руберг. — Мы с Николаем Андреевичем намерены не только бродить с экспедицией около отрогов Тянь-Шаня, а заглянуть и в самые недра Памира, даже дойти до Гиндукуша и Гималаев, если представится к тому удобный случай.

— Как я рад, что поехал с вами! — и в голосе юноши послышалась нотка восторженности. — Я всегда мечтал попасть в неприступные дебри, где бы грозно виднелись обвитые туманами горные вершины, седые, покрытые мхом и могучими деревьями скалы, где бы горный ручей непрерывно журчал в быстром падении с уступа на уступ, а в лазуревом небе реяли бы тени мощных птиц…

— Вы, юноша, оказываетесь настоящим поэтом, — заметил доктор добродушным тоном. — Смотрите, суровая природа не любит рассеянных поэтов. Действительность в горах вовсе не так привлекательна, как вы себе ее представляете. И при том она на каждом шагу ставит путешественнику опасности. А хорошо ли вы умеете стрелять? — вдруг совершенно иным тоном спросил доктор.

— Не только хорошо, а даже почти не умею, — отвечал юноша, смутившись неожиданностью вопроса.

— Не-у-же-ли? — растянул доктор. — Ну, не унывайте. Это дело мы поправим на месте. Николай Андреевич — отличный стрелок: попадает на пятьдесят шагов в кольцо средней величины. Я тоже недурен в стрельбе. Научитесь быстро.

— Я приложу все старания.

— Вот и отлично. А пока пойдемте обедать.

Все пошли в вагон-ресторан.

III. Среди зверей и лесов

Из Омска путешественники направились к Акмолинску. Целыми днями ехали они по степи в тряском тарантасе с парусиновым верхом. Тройка лошадей, под томительный звон бубенчиков, мчалась, делая по 12–15 верст в час. Багаж следовал сзади, на телегах. Останавливались около киргизских и калмыцких юрт, где путешественников угощали кумысом, пилавом и бишь-бармаком.

Через три недели друзья были уже в Акмолах, — небольшом степном городке чисто сибирского типа, с деревянными постройками и ужасной грязью. После двухдневной остановки двинулись дальше. Здесь, в виду более диких местностей, пришлось взять из багажа оружие.

По Киргизской степи двигались часто очень медленно. Солнце начинало усиленно греть, так что иногда становилось и невмоготу. Изредка попадались целые оазисы, заросшие кустарниковыми деревьями, не дававшими тени. Эти кривые, уродливые кусты, не выше сажени-полутора, заинтересовали Горнова, который спросил о них всезнающего доктора.

— Эти деревья, с своими толстыми, сочными ветвями, точно перехваченными нитками, называются саксаулом, — ответил Руберг. — Ствол этого коряжистого дерева, как видите, в среднем толщиной два вершка, но может достигать и до фута в диаметре. Дерево это нам будет часто попадаться, так как оно распространено по всему Туркестану и тем горам, куда мы стремимся. На поделки саксаул совершенно не годен, так как слишком хрупок, но горит хорошо, и в качестве топлива занимает здесь первое место.

Ближе к горам много верблюдов, и они кормятся толстыми, сочными ветвями саксаула.

— Ну, а это что за кустарник? — указал студент на дерево с более тонкими ветвями.

— Это тамариск, — явление здесь тоже обычное.

— Неужели мы будем встречать все эти противные кустарники?

— Дальше на склонах гор будут и лиственные деревья. Дайте только время добраться до Верного.