Неведомые земли. Том 3 - [11]

В своем классическом исследовании, посвященном возникновению и развитию легенды о «священнике Иоанне», Царнке для объяснения надежд, которые питали христиане в 1221 г., привлек только события в монгольском мире и упустил из виду второй грузинский источник этого сказания. Между тем именно обещание помощи царем Георгием должно было произвести особенно сильное впечатление, в частности на воинов, стоявших под Дамиеттой. В первом же абзаце приведенного выше отрывка из «Истории Дамиетты» Оливера нашли яркое отражение как оптимизм сражающихся крестоносцев, так и их представление о дальнейшем развитии событий: с запада должен был выступить против Иерусалима император Фридрих II, обещавший папе возглавить крестовый поход, а с востока одновременно — царь Давид. Так, 1222 г. должен был, по их расчетам, принести освобождение Иерусалиму, снова попавшему в руки неверных в 1187 г.

Четыре источника, приведенные в начале этой главы и сообщающие об ожидании прихода «священника Иоанна» в 1221 г., позволяют установить, как вести из Грузии постепенно все теснее связывались со слухами о наступлении монголов. В письме французского рыцаря-крестоносца события в Грузии и на монгольском фронте отражены примерно одинаково; в письме Жака де Витри, епископа Акки, и у Оливера перевес уже на стороне монгольских событий. В позднейших хрониках Радульфа де Коггесхале и Альбериха речь идет почти исключительно о нашествии монголов и даже уже о их вторжении в Россию. Только имя царя Давида еще сохранилось. Итак, в общем, Царнке был совершенно прав, когда без колебаний отождествил «царя Давида» XIII в. с Чингис-ханом; он только не принял во внимание грузинского происхождения имени Давид. [33]

Насколько гипотеза Царнке[23] соответствует действительности, подтверждает относящееся к XIII в. описание подвигов «царя Давида», которое принадлежит перу неизвестного автора: в нем сообщается в основном о походах Чингис-хана против Катая (Китая), Индии и Месопотамии. Далее рассказывается о том, что в государстве «священника Иоанна» насчитывается 64 крупных города, а все его владения простираются более чем на 78 дней пути.[24]

Еще одно убедительное доказательство популярности, которой пользовался в те времена среди христианских народов образ «священника Иоанна», дает упоминание о нем в эпосе, относящемся к началу XIII в., а именно в «Парсифале» Вольфрама фон Эшенбаха. Правда, имя это упоминается там мимоходом. В 16-й песне говорится, что Репанс де Шуа, супруга брата Парсифаля Фейрефиса, была матерью «царя-священника»:

Когда же в Индию прибыла, Судьба ей сына подарила, Его священником Иоанном звали. Поздней то имя переняли Все правившие там цари.[25]

Из приведенных стихов видно, что «царь-священник» превратился в племянника Парсифаля. Хотя стихи Вольфрама — вольный поэтический вымысел, они все же подтверждают, что имя «священника Иоанна» стало собирательным для всех действительно правивших и мифических «индийских» царей. Более того, они показывают, что во времена Вольфрама образ легендарного «царя-священника» все еще возбуждал умы европейцев.

Надежды на приближающееся с Востока «христианское» воинство оказались недолговечными. Вместо вестей о новых наступлениях на мусульманские страны начали проникать слухи о том, что мнимое «христианское воинство», надвигавшееся с востока, оказалось «диким народом», татарами с обликом дьявола. Они были хищны, «как волки», храбры, «как львы». Вторгшиеся в феврале 1221 г. в христианскую Грузию, они предали ее огню и мечу. Царица Русудан просила оказать ей помощь в борьбе против этих грозных, загадочных врагов, представлявшихся ей «замаскированными христианами». Русудан приняла монголов за своих единоверцев,[26] так как «на знамени у них был косой белый крест».[27] Изображение, показавшееся грузинской царице «косым крестом», на самом деле было геральдическим символом монголов — летящим белым соколом.

Надежды на войско «царя Давида», видимо, очень скоро развеялись в прах. Во всяком случае, император Фридрих II во время Пятого крестового [34] похода ни разу не пытался установить связь с преемником «священника Иоанна». Как удачно подметил Цехлин, скоро, очевидно, поняли, что мнимое воинство христианского «царя-священника» правильнее «считать упомянутыми в Библии ордами Гога и Магога, несущими гибель миру».[28]

Совсем незначительное обстоятельство привело к тому, что монголы в тот период перестали тревожить мусульманский мир. Вместо этого они выступили первоначально против христианских народов Кавказа, а вскоре и против Восточной Европы. Казалось бы, что, покорив Хорезм — форпост ислама в Центральной Азии, монголы свой следующий удар нанесут издавна прославленному халифату в Двуречье и двинутся на Багдад, а позднее на Антиохию, Дамаск и Иерусалим. Вместо этого они неожиданно повернули к Каспийскому морю и Кавказу. Единственным поводом к этому было только то обстоятельство, что преследуемый монголами шах Хорезма, спасаясь от преследования монголов, бежал не в Багдад, с халифом которого он тоже был в натянутых отношениях, а к Каспийскому морю. Так грозный поток, устремившийся по следу беглеца, отклонился на северо-запад и запад, где вскоре наводнил половину Европы.