Неведомые земли. Том 1 - [27]

это могла быть только Мадейра. Такое предположение превращается в уверенность, если для толкования скупых указаний Диодора привлечь подробные сведения Аристотеля. Лесистость, плодородие, реки — все это описание прекрасно подходит теперь, как подходило и в древности, к вновь открытому в XIV в. итальянцами, а в 1419 г. португальцами острову Мадейре и только к нему одному.[17] Еще до Банбери Мюлленгоф подчеркивал, что вряд ли приходится сомневаться в «раннем» знакомстве финикиян с группой Мадейры и с частью [66] Канарских островов.[18] Вивиен де Сен-Мартен писал даже о «достоверном» знакомстве финикиян с Канарскими островами.[19]

Несмотря на это, некоторые исследователи сомневались в том, действительно ли древние народы знали Канарские острова и Мадейру. Ведь эти группы островов на протяжении целого тысячелетия — с III по XIII в. — были совершенно неизвестны, если не считать нескольких упоминаний их названий у Птолемея. Такие сомнения совершенно необоснованны. Еще Гумбольдт неоднократно указывал, что Мадейра, Тенерифе и другие острова Атлантического океана упоминаются в древних литературных источниках.[20] Но не только приведенные выше цитаты из античных авторов свидетельствуют о том, что сведения об упомянутых островах имелись уже со времен Гомера. Можно привести еще много других примеров из древних трудов.[21]

Посещение восточных и центральных Канарских островов и группы островов Мадейра — это, видимо, единственное географическое открытие, которое довольно достоверно можно приписать финикиянам (не считая плавания вокруг Африки по поручению фараона Нехо) (см. гл. 9). Возможно, впрочем, что и это открытие было сделано уже критянами, морские походы которых еще за 2000 лет до финикиян простирались на всю западную часть Средиземного моря,[22] вплоть до океана. Если финикияне достигли этих островов, то весьма убедительно предположение Киперта,[23] что позднейшее греческое название μακάρων νῆσοι, то есть острова Блаженных (Insulae Fortunatae), — это лишь эллинская перефразировка финикийского названия островов Макара (или Мелькарта, бога города Тира). Специалисты по древним языкам отрицательно отнеслись к такому толкованию, но оно психологически весьма вероятно. Мюлленгоф также считает название μακάρων νῆσοι «древнефиникийским».[24]

Но если финикияне хоть раз попали на Канарские острова, то постоянные плавания туда должны были стать для них особенно заманчивыми. Ведь [67] в древности было мало хороших красителей, а на этих островах представлялась особенно удобная и столь желанная возможность получения устойчивых лакмусовых красителей. Производство славившегося в древности тирского пурпура всегда было окружено тайной, по сей день не раскрытой. При помощи одной пурпурницы (Purpura haemastoma), известной и доступной другим средиземноморским народам, финикияне не смогли бы производить свои прекрасные в техническом отношении и славившиеся повсюду пурпурные ткани. Между тем на Канарских островах имелся лишайник, так называемый орсель (Roccella tinctoria), содержащий краситель весьма высокого качества и в очень большом количестве. Даже в технике крашения средневековья этот лишайник под названием «трава оризелло» играл большую роль как ценный товар. Еще раньше высказывалась мысль,[25] что лишайник с Канарских островов, содержащий высококачественный краситель, как-то связан с секретом тирского пурпура. Следует добавить, что Канарские острова, кроме орселя, поставляли еще один, хотя и менее ценный краситель — «кровь дракона», представлявший собой смолу своеобразного драконова дерева (Dracaena draco). Даже значительно позже древние придавали большое значение красителям с океанских островов. Это особенно подтверждается тем, что любитель торговли высокообразованный мавританский царь Юба II незадолго до нашей эры основал на Канарских островах собственную пурпурокрасильню[26] и что эту группу при Юбе и Плинии прямо называли «Пурпурными островами» («Purpurariae»).[27] Одновременно сообщается, что царь Юба не нашел на островах жителей, но обнаружил там остатки старинных строений. Это также подтверждает освоение в древности Канарских островов финикиянами и карфагенянами.

Гесиоду[28] и Гомеру,[29] кроме того, был известен горный великан (Атлант) на крайнем западе, о котором Гесиод говорит, что он стоял «прямо против Гесперид». Геспериды, как известно, упоминаются еще в мифе о Геракле, более древнем, чем эпос Гомера. Они охраняли на дальнем западе золотые яблоки, добывая которые Геракл совершил один из своих 12 подвигов. Геспериды всегда связывались с океаническими островами на западе. Плиний один раз[30] упоминает даже собственно Hesperidum insulae [острова Гесперид. — Ред.]. Убедительным кажется предположение Шультена,[31] что основанием к возникновению легенды о «яблоках» гесперид могли дать замечательные по виду и вкусу плоды Канарского земляничного дерева (Arbutus canariensis). Эти оранжево-желтые плоды величиной с мелкую сливу похожи [68] на кизил (Achras sapota). Вблизи гесперид, согласно легенде, находится поддерживающий небо, то есть особенно высокий,