Неутомимые следопыты - [13]

— Вставай, Сереженька, — ласково говорила она, — вон как крепко спишь. Даже брыкаться стал. Десятый час уже. Да и дружок твой давно под окнами свистит.

Я вскочил и босиком кинулся к окну. Женька стоял на тротуаре напротив и делал мне знаки. Я показал ему жестом, чтобы он не стоял на морозе, а шел бы в дом. Впрочем, мама заставила меня идти в ванную мыться.

Когда я вышел из ванной чистый и причесанный, Женька зашипел, как продырявленный мяч:

— Ну и соня! Договорились к девяти. Я его жду, жду, а он себе спит будто мертвый.

— Завтракать будешь, Женечка? — спросила мама.

— Нет, Анна Павловна, спасибо. Я уже поел, — проговорил мой приятель, многозначительно глядя на меня.

Наконец мы с Женькой очутились на улице. Солнце сияло в небе, как начищенный медный колокол. Когда мы спешили к троллейбусной остановке, мне казалось, что весь город до края наполнен веселым солнечным звоном.

— Жень, — вспомнил я вдруг. — А отец мне вчера рассказал, что такое сопротивление материалов. Это наука такая. Прочность изучает. Из какого материала что строить нужно, как рассчитывать.

В этот момент подошел троллейбус, и мы вошли в него.

— Так, — сказал Женька, когда мы вышли на нужной остановке. — Вчера в двенадцатый заходили. Может, сегодня до двадцатого успеем.

Мы подошли к дому, весь низ которого занимал продовольственный магазин. Меня это порадовало: хорошо, что магазин, — все-таки одним этажом меньше.

На двери первой же квартиры, куда по уговору позвонил я, висело несколько ящиков для писем и газет. Почти тотчас же за дверью послышались шаркающие шаги, а затем в дверях показалась высокая прямая старуха со строгим лицом. В одной руке она держала половник, от которого валил пар.

— Вам кого? — спросила она сурово.

Мне сделалось неловко от ее колючего взгляда.

— Вы извините, — заторопился Женька. — Мы только на минутку.

— А все-таки кого вам надо? — все так же строго настаивала старуха, загораживая дверь и не пропуская нас в квартиру.

— Вы не знаете, — прямо-таки взахлеб затрещал Вострецов, — тут у вас на Овражной женщина одна жила… Ольга ее зовут… — Он поспешно начал расстегивать пуговицы пальтишка, чтобы вытащить лист судебного дела.

— Ольга? Какая такая Ольга? — удивленно произнесла старушка, и вдруг лицо ее посветлело. — Так вам, наверное, Ольгу Александровну надо? Пономареву! Как же не знать! Ее все знают. Она у нас человек заслуженный. Депутат Моссовета…

Я не верил своим ушам. Неужели нашли!

— А где… где она живет? — запинаясь от волнения, спросил Женька.

— Да в доме двадцать один, квартира сорок шесть. Наискосок от нас… Ну как же мне не знать Ольгу Александровну!..

Кубарем скатились мы с лестницы. Перегнав меня во дворе, Вострецов крикнул на бегу:

— Не отставай, Серега!

Мы бросились через улицу, едва не угодив под колеса отчаянно загудевшей машины, и помчались по тротуару. Семнадцатый… девятнадцатый… Вот он!.. Двадцать первый!..

— Здесь, Сережка!

Женька остановился и, отдышавшись, оглядел меня придирчиво и деловито.

— Галстук поправь. Ну-ка дай я сам. И пуговица оторвана. Вот растяпа.

На пальто у меня и впрямь не хватало пуговицы. Я с огорчением покрутил торчавшие в петле ниточки. И вдруг что-то белое, круглое промелькнуло в воздухе. От сильного удара по уху у меня перед глазами запрыгали разноцветные мячики, как будто мне в лицо швырнули горсть гороха. В тот же миг с головы Вострецова слетела шапка. Схватившись за ухо, я испуганно оглянулся, и тотчас же снова крепкий снежок залепил мне правый глаз.

Я взвыл от боли. Но другой-то глаз у меня все-таки глядел. И я увидел над соседним забором двух мальчишек, взобравшихся, должно быть, на высокий сугроб. Один был длинный, с ехидным лицом; у другого же лицо зеленоватого, нездорового цвета было сонное и угрюмое. Потом рядом с этими появился еще и третий…

— А ну, Коля! — завопил долговязый. — Давай еще залп!..

Это был, конечно, Васька Русаков, предводитель хулиганской компании. А Коля, разумеется, — Колька Поскакалов… Третьего я не знал. Мне только показалось, что лицо у него какое-то невыразительное. Возможно, это был тот самый Петька Чурбаков, о котором нам рассказывала Светлана. Впрочем, мне сейчас было не до рассуждений. В нас опять полетели снежки. Одним чуть не попало мне по носу, другой угодил Женьке по щеке…

Я не стал дожидаться нового залпа и, убежденный, что Вострецов побежит за мною, пустился наутек. Я совершенно позабыл про наш с Женькой уговор все объяснить неистовому Ваське Русакову про Ольгу Александровну, до встречи с которой, возможно, оставалось несколько минут… Я не слышал, как Вострецов кричит во всю мочь:

— Куда, Серега? Стой!

В ушах моих все еще слышался свирепый свист кого-то из мальчишек и насмешливые голоса, один из которых принадлежал Ваське Русакову:

— Стой, Серега!.. Мы тебе еще влепим!..

Я мчался, не оглядываясь, а голова гудела то ли от ударов снежками, то ли от нестерпимого ужаса перед злодеями-ребятами.

Не знаю, сколько раз я упал на бегу, сколько раз вскакивал и снова пускался наутек… Опомнился я, только добежав до троллейбусной остановки. Остановился, тяжело дыша. И тут же, отдышавшись, вдруг вспомнил: Женька! Что теперь будет? Мне представилось, как Вострецов подойдет ко мне, как презрительно глянет мне в лицо, как, может быть, с негодованием плюнет на мостовую…