Неуловимый Сапожок - [19]

Словно во сне, она слышала, как его королевское высочество спрашивает имя молодой актрисы, просящей милостыню для бедняков Парижа.

Это тоже было заранее подстроено. Принц Уэльский на мгновение стал марионеткой, созданной лишь для того, чтобы сказать и сделать то, что предписали для него Шовелен и его коллеги во Франции. И Маргарита уже абсолютно автоматически представила принцу демуазель Кондей.

– Если вашему высочеству будет так угодно, – проговорила она, – мадемуазель Кондей споет несколько очаровательных старых французских песенок завтра на моем вечере…

– Ради Бога, ради Бога, – поспешил ответить принц. – Мне довелось слышать кое-какие из них во времена моего детства. Они поэтичны и милы… Я знаю… Мы будем в восторге, если мадемуазель нам споет. А, Блейкни? – добродушно добавил он. – Ты разве не пригласишь завтра на свой раут и месье Шовелена?

– О, об этом и говорить нечего, ваше высочество, – откликнулся сэр Перси с живостью гостеприимства и самым доброжелательным поклоном в адрес своего жесточайшего врага. – Мы ждем месье Шовелена. Мы с ним так давно не виделись, что он будет принят в доме Блейкни с великой радостью.

ГЛАВА IX ДЕМУАЗЕЛЬ КОНДЕЙ

Происходила она из самых низов: говорили, что мать ее была кухаркой в доме герцога де Марни. Однако Дезире получила кое-какое образование и, несмотря на то, что начала свой жизненный путь костюмершей в одном из небольших парижских театриков, очень быстро сделалась едва ли не самой популярной актрисой Парижа.

Дезире была невысокого роста, смуглая, изящная в манерах и обращении, с грациозной гибкой фигуркой. Ее крохотные ручки и ножки никоим образом не выдавали низкого происхождения. Волосы ее, всегда свободные от пудры и уложенные так, что слегка нависали надо лбом, были мягкие и пышные. Подбородок был круглым и маленьким, шея гибкой и длинной, губы – невероятно красными. Тем не менее хорошенькой ее нельзя было назвать – в этом сходились все женщины. Кожа была грубовата и слишком темна, а глаза узки и раскосы. Нет, она решительно не была хорошенькой.

Однако она пленяла мужчин! Возможно потому, что так безыскусно стремилась к этому! Женщины утверждали, что демуазель Кондей никогда не оставит мужчину в покое, пока не пленит, не захватит его внимания хотя бы на пять минут в перерывах между танцами, при переходе грязной улицы… В течение этих коротких мгновений она стремилась полностью поглотить внимание мужчины и даже попытаться вызвать восторг и обычно всегда преуспевала в этом.

Таким образом, женщины ее ненавидели; мужчинам она нравилась: всегда лестно вызывать подобное внимание.

И Кондей могла бы быть вполне довольна собой – она, как Мадлен из мольеровских «Жеманниц», была просто неподражаема.

И вся эта жизнь Дезире Кондей происходила как раз в те золотые деньки накануне страшных времен, когда Париж сошел с ума, когда в нем поселилась Королева Террора и бывший король Людовик был казнен.

Кондей своей легкомысленной головкой сразу же поняла, что лучше всего в такой ситуации сбежать в Лондон. Идея, конечно, была весьма авантюрна; эти скучные англичане за морем так плохо понимали, что такое настоящая актерская игра! Трагедия? Хорошо! Passons! Их тяжеловесные актрисы еще могут сыграть одну-две большие сцены, в которых гренадерская внешность и командирский голос не окажутся лишними, а выпирающие зубы останутся незамеченными в агонии драматического экстаза.

Но комедия! Ах, ça non, par example![4] Демуазель Кондей видела несколько английских леди и джентльменов в былые времена в Тюильри и решительно никого не могла представить играющими пикантные сцены из Мольера и Бомарше.

Демуазель Кондей считала, что у каждого англичанина врожденные огромные зубы, а большие зубы отнюдь не способствуют комедийному действу, где нужно хорошо говорить, улыбаться и кокетничать.

Ее же собственные зубки были маленькими, белыми и острыми, как у котенка. Да! Демуазель Кондей думала, что это будет страшно интересно – приехать в Лондон и показать лавочной нации, какое приятное и изящное наслаждение может давать театр.

Разрешение на выезд из Парижа было сделать довольно легко. Да и вообще эта прекрасная дама никогда не встречала особых трудностей на пути к тому, чего ей очень хотелось.

В данном случае у нее оказалось предостаточно друзей в высших кругах. Еще был жив Марат, великий поклонник театрального искусства, Тальен был личным ее обожателем, а депутат Дюпон готов был сделать все, что бы она ни попросила.

Дезире хотелось играть в лондонском театре «Друри Лейн»; ей хотелось в Англии играть Мольера на французском языке, и она даже нашла некоторых своих коллег, готовых присоединиться к ее авантюре. Они решили давать публичные представления в пользу голодающих французов; в Лондоне множество всяких социалистических клубов, приближающихся по взглядам к якобинцам, которые и окажут им Полную поддержку.

Тогда Дезире стала бы служить своей стране и своим соплеменникам, а заодно посмотрела бы мир и поразвлекалась сама. В Париже она скучала. Она помнила также и о Маргарите Сен-Жюст из «Maison Molière», отхватившей в Англии муженька с несметным богатством. Демуазель Кондей не приходилось бывать в «Maison Molière», она была ведущей актрисой в одном из небольших, но очень изысканных театров Парижа и чувствовала себя совершенно спокойной и готовой так же овладеть каким-нибудь милордом, ссудившим бы ее хорошими деньгами и одолжившим бы свое английское имя.