Неуловимый Сапожок - [15]

– Все это очень мило с вашей стороны, мадам, – сказала она с легким недовольством и добавила вопросительно: – Мадам?..

– Меня зовут Кондей. Дезире Кондей.

– Кондей? – переспросила Маргарита, неожиданно оживившись. – Кондей?.. Конечно же!

– Да… Из Варьете.

– А-а-а! Теперь я поняла, почему мне с самого начала показалось знакомым ваше лицо! – на этот раз с некоторой теплотой сказала Маргарита. – Я, пожалуй, немало аплодировала вам когда-то. Я ведь ваша бывшая коллега, вы знаете. Мое имя до брака было Сен-Жюст, я выступала в «Maison Moliére».

– Да, я знаю. А потому немного надеялась, что вы меня вспомните.

– О, кто же забудет мадемуазель Кондей – самую лучшую звезду на театральном небосклоне?!

– Ах, это было так давно…

– Всего лишь четыре года назад.

– Упавшая звезда быстро пропадает из вида.

– Почему же упавшая?

– Мне оставалось выбирать между гильотиной и высылкой из страны, – просто ответила Кондей.

– Неужели действительно так? – вырвалось у Маргариты с оттенком искреннего сочувствия. Со свойственной ей импульсивностью она уже отбросила все мысли о недобрых предчувствиях и преодолела в себе недоверие, спрятав его в самой глубине души. Печальная женщина была ее коллегой, она страдала, она была несчастной и имела полное право на сострадание и помощь своей соотечественницы, и даже на дружбу Леди Блейкни взяла Дезире Кондей за руку, заставив себя не ощущать ничего, кроме восхищения этой молодой женщиной, все поведение которой говорило о благородной грусти и гордо переносимых страданиях.

– Не знаю, чем вас так растрогала моя история, – продолжила Кондей после недолгого молчания. Казалось, она борется с переполняющими ее эмоциями. – В ней нет ничего особенного. Сотни пострадали, как я. У меня в Париже были враги, Бог знает откуда! Я никогда никому не вредила, но, по-видимому, кто-то ненавидел меня и желал мне зла. А зло во Франции в эти дни так просто сделать: выдать – получить денежки – и приговор. Затем побег из Парижа… Фальшивые паспорта… переодевания… подкуп… лишения… грязное прибежище. О, я прошла через все! Вкусила от унижений всех сортов… каких только оскорблений не перенесла… вспомните! Я ведь не благородная аристократка… герцогиня или разорившаяся графиня, – добавила она с заметной злостью. – Быть может, английские кавалеры из тех, что в народе зовут лигой Сапожка Принцессы, приняли бы какое-то участие и в моей судьбе. Но я, бедная актриса, вынуждена была пробираться в Англию одна или же оказаться гильотинированной.

– Я так опечалена, – просто сказала Маргарита. – Но расскажите мне, как вы жили после того, как прибыли в Англию, – продолжала она, в то время как Дезире, казалось, погрузилась в задумчивость.

– Поначалу у меня было несколько ангажементов, – вспомнила француженка. – Я играла в «Садлер Уэллс» и в «Ковент-Гарден» с миссис Джордан, но «Билль об альянсе» положил конец последней моей надежде на выживание. Ни один директор не рискнул более дать мне роль, так что…

– Так что?..

– О, у меня было немного драгоценностей. Я продала их… Денег было немного… Я жила на них… Но когда я еще играла в «Ковент-Гарден», я решила посылать часть своих денег в кое-какие самые бедные парижские клубы. Мое сердце болит за тех, кто голодает там… Бедные жертвы, они обмануты и сбиты с пути этими демагогами, ищущими выгоды лишь для себя… Меня просто убивает чувство беспомощности… И я буду чувствовать себя гораздо спокойней, если, зарабатывая своими песенками, смогу посылать хотя бы несколько франков тем, кто беднее меня.

Она говорила со всевозрастающей горячностью и страстью. Маргарита же, устремившая свои глаза в пространство, казалось, ничего вокруг себя не видела; перед ее мысленным взором стояли бедные жертвы бесчеловечности, одурманенные жаждой крови, в то время как их бедные съежившиеся тельца просили всего лишь нормальной пищи. Она настолько погрузилась в свои мысли, что уже совершенно забыла обо всех предчувствиях и не видела более ничего, что только что казалось ей театральным и неестественным в рассказе бывшей актрисы Варьете.

Будучи сама исключительно правдивой и честной, она никогда не подозревала возможность фальши в других, даже несмотря на то, что ей приходилось бывать обманутой. Вот и теперь она видела перед собой лишь женщину несправедливо обиженную, страдавшую и простившую тем, кто стал причиной ее страданий. Маргарита с горечью упрекала себя за первоначальное недоверие к этой благородной, искренней и совсем не эгоистичной женщине, вынужденной бродить по их свободной земле, продавая за жалкие гроши свой талант в надежде, что кто-то из тех, кто обрек ее на эти страдания и муки, сможет приобрести на них пропитание и ночлег.

– Мадемуазель, – тепло обратилась она к Кондей, – вы воистину устыдили меня. Ведь я тоже француженка, а вы принесли столько жертв тем, кто имеет полное право и на мое участие. Но, поверьте, если я и не сделала всего, что велел мне долг, то не по злому умыслу. Нет ли какой бы то ни было возможности, – добавила она серьезно, – помочь вам? Только забудьте о деньгах, скажите, чем могла бы я помочь вам действительно? Располагайте мной.