А на темных водах Чантара лучились девять пар живых фонарей...
Леонид подумал, что цифра девять каждый раз повторялась. Правда, на первом сеансе он не считал шерстокрылов Кулаоса и точно сказать, сколько их было, не мог. Теперь он уверен, что шерстокрылов было именно девять. Неуклюжие, как высохшие бычьи шкуры, они перепрыгивали с бархана на бархан, иногда планировали и тяжело плюхались в красный песок; стоял густой туман, но его плотную пелену пронизывал сильный золотистый свет, сияющие верхушки барханов просматривались довольно далеко, и это казалось немыслимым...
На Зумме шел дождь вперемешку с мокрым снегом, и колченоги тряслись от холода. Жалкие существа на высоких ходулях. Устрично-скользкие, сплошь покрытые белыми лишаями, они вызывали чувство тоскливого омерзения. Их было девять. Они с печальным скрипом бродили по болоту и что-то шарили хоботами в мелких озерах. Нет, болота Зуммы – это, пожалуй, на очень большого любителя...
Полужидкие слизевые заросли на Амбатаресе были гораздо привлекательнее. Днем, когда небо этой планеты (кстати, необычайно красивое небо) полыхало ярко-зеленым огнем, бугристое скопище слизняков оплывало и склеивалось в тестообразную слоистую массу, изрезанную кое-где глубокими извилистыми бороздами, который тоже постепенно склеивались, придавленные тяжестью оплывающих бугров. В сумерках, после проливного, но кратковременного дождя, слизняки засветились и стали вспучиваться кверху длинными пузырями. По мере того, как пузыри вытягивались в колонны, слизняки отклеивались друг от друга и начинали светиться очень разнообразно: голубым, розовым, желтым, красным, зеленым и всеми оттенками этих цветов. Чем тоньше были колонны, тем выше они вырастали, потом они изгибались под собственной тяжестью и оседали плавными дугами или восьмерками, а на верхних изгибах дуг и восьмерок вспухали новые пузыри, и все повторялось. Переливы нежного света, однообразный круговорот пластических форм... Покой, нирвана, усыпительное блаженство полного умиротворения, и трудно было представить себе, что где-то постукивал пульс иного образа жизни. Однако пришли круглотелы, и стало жутко – от них почему-то весьма ощутимо веяло скрытой опасностью. Было неясно, какую опасность таили в себе существа в виде черных шаров с толстыми валиками по экватору, но жуть нарастала, и все остальное уже не имело значения. Круглотелы грубо ломились сквозь заросли, раздавливали слизняков и с жадным чмоканьем высасывали лужи светящейся жидкости. Их было три, и они сначала были довольно медлительны, потом каждый из них разделился на три шара поменьше, и эти шары стали носиться со скоростью пушечных ядер. Трижды три – опять-таки девять...
Долгожданный звонок наполнил каюту мелодичной трелью.Открылисьзамкиремней, воздух с шипением вышел из комбинезона. Леонид встал ипотопталсяна месте, разминая затекшие ноги. «Нет, – думал он,– Балмеру этого не понять. До тех пор не понять, пока сам не шлепнется в болота Зуммы...»
