Неуловимый граф - [64]

Он решил встретить Калисту, как только шар приземлится во Франции.

Граф знал, где ожидается посадка, хотя изменение направления ветра или ошибки штурмана запросто могли расстроить его планы.

Он прекрасно помнил, что в первый раз, когда «Королевский Воксхолл» поднялся в воздух и пересек Ла-Манш, собираясь приземлиться во Франции, кончилось тем, что он, неожиданно для всех, сел в Германии.

Шар находился тогда в воздухе около семнадцати часов, и Грин говорил потом, что там, на большой высоте, холод пробирал его до костей.

Правда, все это было еще два года назад, и с тех пор у Грина, надо полагать, прибавилось опыта. Однако граф все больше тревожился, он просто не находил себе места, то сжимая, то разжимая пальцы, стискивая кулаки при мысли о том, как Калиста в своем легоньком платьице дрожит от холода, по мере того как шар набирает высоту.

Даже теперь ему не пришло в голову, как это не характерно для него — заботиться и тревожиться о ком-либо, кроме самого себя.

Его никогда не волновало то, что может случиться с другими очаровательными женщинами, в которых он время от времени бывал влюблен и на которых тратил массу своих сил, времени и денег.

Ему было совершенно все равно, чем они занимаются и что с ними происходит, когда его нет рядом.

Теперь же единственное, что было важно, что тревожило его, занимая все его мысли, — это уберечь Калисту от горестей и страданий, быть рядом с ней, не расставаться больше с ней с той минуты когда шар коснется земли, чтобы всегда заботиться о ней и защищать ее.

Почему? Почему она убежала от него? Граф не находил ответа на этот вопрос, который не оставлял его ни на секунду, снова и снова вспыхивая в мозгу.

Неужели он ненавистен ей до такой степени, что она стремится любым путем скрыться от него, пусть даже на воздушном шаре, лишь бы не пришлось выносить его присутствия.

Почему она хотела броситься в воду, — а он уверен был, что в мыслях у нее было именно это, — покончить с собой, утонув в Серпентине?

Почему-то у графа было предчувствие, что Калиста не умеет плавать, и никто бы не заметил, если бы она действительно бросилась в озеро.

Ведь был очень удачный момент для того, кто хотел остаться незамеченным. Все были увлечены предстоящим зрелищем и столпились на площадке вокруг воздушного шара; даже если бы она вдруг невольно закричала, никто не услышал бы ее и не пришел ей на помощь.

Но почему? Почему?

Вопрос этот сверлил его мозг, преследовал неотступно, повторяясь все снова и снова, сводя с ума своей неразрешимостью.

На протяжении первых нескольких миль дорога из Кале была неровной и ухабистой, и граф устал от тряски, тем более что лошади ему попались — хуже некуда, а других взять было негде.

Если бы у него было в запасе побольше времени, он взял бы на борт фаэтон с собственной упряжкой лошадей, которые довезли его до Дувра, но он по опыту знал, что перевозить лошадей морем — дело хлопотное и требует тщательной подготовки.

Поэтому, высадившись в Кале, он дал указания капитану «Гиппокампа» вернуться в Дувр и погрузить на борт его фаэтон, лошадей и грумов, которые уже успели все подготовить к переезду через Ла-Манш.

Несмотря на весьма непрезентабельный вид французских лошадей и их недостаточную породистость, граф сумел все же выжать из них вполне приличную скорость; в конце концов, они оказались довольно хорошо выезженными и шли легко, даже резво.

На следующем постоялом дворе графу повезло больше: лошади, полученные им здесь, были не хуже, если не лучше тех, которых удается достать на таких же почтовых станциях в Англии.

Однако близился уже вечер, когда он наконец подъехал к Парижу и начал отыскивать ту поляну, где собирался приземлиться Чарльз Грин.

Граф петлял по узким тропинкам, спрашивал встречавшихся по пути крестьян, которые показались ему на редкость тупыми и несообразительными, не видели ли они где-нибудь поблизости воздушного шара — все безрезультатно. В конце концов, когда он уже совершенно отчаялся, волнуясь, что планы его сорвутся, Трэвис, указывая куда-то пальцем, вдруг воскликнул:

— Там, милорд! Я вижу его! Граф вгляделся в просвет между деревьями и действительно заметил нечто громадное, покрытое красными и белыми полосами, осевшее на землю и напоминавшее не то шар с наполовину сдутым воздухом, не то какую-то непонятную бесформенную массу. Это была «Королевская коронация» Чарльза Грина.

Вокруг шара толпились люди, так что графу легко удалось узнать, что аэронавты отправились в ближайшую гостиницу «Колокол», которая, как ему сообщили, находится совсем недалеко, всего лишь в миле отсюда.

Усталые лошади сделали последний рывок; они взмокли, с них падали клочья пены, когда экипаж графа остановился перед маленькой, но уютной гостиницей, какие часто можно встретить в окрестностях Парижа.

Бросив поводья Трэвису, граф вышел из лан»— до и прошел на постоялый двор.

Хозяйка, вся в черном, вышла навстречу гостю, и граф, едва успев ответить на ее приветствие, быстро спросил на безукоризненном французском языке:

— Остановились ли у вас аэронавты, мадам, и с ними ли молоденькая девушка?

— Аэронавты в Salle a manger