Неудачники, или Как сломали забор - [10]

Родители надавали Толе кучу советов. Толя их внимательно слушал и кое-что даже записал, из вежливости.

Мы отправились в поход вверх по течению на двух лодках — моторке и «Пилигриме». Наш бриг должен был идти на буксире. Мы уходили в плавание на целых три дня.

— Побываем в верховьях, в пионерском лагере, — говорил Толя. — А назад пойдем на веслах.

Мы погрузили наши рюкзаки с провизией, весла, удочки. На моторке поместился Толя, Кардинал и компания, а мы уселись в своем «Пилигриме». Толя запустил мотор. Провожатые засуетились, зашумели, стали махать нам руками и пошли по берегу.

— Ну, теперь они пойдут за нами до самого лагеря, — мрачно буркнул Мишка.

— Ноги не промочи, — закричала Колькина мать.

Наш капитан покраснел:

— Не люблю долгих проводов.

Можно было подумать, что он сотни раз уезжал куда-нибудь на три дня.

Вскоре родители отстали и скрылись за поворотом. Но Мишка все беспокоился, вставал и смотрел: идут они за нами или нет.

— Наконец-то мы в открытом море, — сказал Колька. — Как настроение у команды?

— Плывем, — заулыбался Мишка.

— Это пока вас не укачало, а потом сразу скиснете. С новичками так всегда бывает, — предсказал Колька.

Канат между лодками был коротким. Мотор поднимал волны, и наш «Пилигрим» то и дело зарывался носом. Колька сунул палец в воду и сразу определил, что наша скорость не больше двух узлов в час. Мишка сидел на спасательном круге на дне лодки и уплетал огромный бутерброд с ветчиной. Колька мрачно посмотрел на него:

— Зря ешь! Укачает.

Мишка испугался и положил бутерброд на скамейку. С моторки донесся ехидный голос Кардинала:

— Эй, на «Пилигриме», ноги не промочили?

Колька чуть не подавился Мишкиным бутербродом.

— Вы нам скорость сбиваете, — завопил Сашка Лопух. — Тащи вас на буксире.

Мы промолчали. Колька сидел на корме и делал вид, что рулит. А рулил-то Толя. Мы с Мишкой легли на дно лодки и смотрели в небо. Небо было синее-синее, как Зинкино платье. Солнце пекло. А потом вдруг появилась туча. Мишка лениво сказал:

— Сейчас дождь ударит.

Но мы плыли, плыли, а дождя все не было. Часа через два мы доплыли до леса, сразу стало прохладно, и захотелось есть, но мы с Мишкой крепились, боялись укачает.

Речка стала уже. Мы держались обрывистого правого берега. Там было глубоко, и течение медленней.

Интересно смотреть, как деревья уплывают назад, медленно-медленно, словно нехотя… Вот только есть нам очень хотелось.

— Здесь бы рыбку половить, — заорал Кардинал. — Тут подлещиков пропасть! Давай остановимся на минутку.

Толя сказал, что часа через два будет такое место, что все закачаются. Но Кардинал не мог утерпеть. Он забрался на нос лодки и начал забрасывать удочку. Но лодка шла быстро, и ничего не получалось. Потом крючок за что-то зацепился, и удочка согнулась. Кардинал завопил, как взрослый:

— Подсак!

Дернул, и леска оторвалась.

— Наверное, сазан, — застонал Кардинал.

Схватил удочку Сашки Лопуха и стал разматывать леску.

— Не трожь, — закричал Сашка и стал тянуть удочку к себе.

Кончилось это тем, что они уронили удочку в воду, и нам пришлось ее вылавливать. Хорошо еще, что наши удочки были с нами. Толя рассердился и пересадил к нам Кардинала, а к себе забрал Мишку. Это был тонкий ход. Толя знал, что мы Ваське развернуться не дадим. Ришелье сел на носу и демонстративно повернулся к нам спиной. И мы целый час с ним переругивались шепотом, чтобы брат не услышал. А когда он нам уж очень досаждал, мы нарочно попытали голос. Тогда он стушевывался и отчаянно шипел:

— Да тише-е… Тише-е… Подмазались к братеню, пилигримы несчастные… Вот за борт выкину!

Когда мы начали думать, что еще минута — и умрем с голоду. Толя причалил к берегу у двух высоченных сосен.

— Привал!

Все выскочили на берег.

— Без меня в воду не лазить, — улыбнулся Толя. — А если кто нарушит (и он посмотрел на Ришелье), отправлю домой.

Мы решили, что он просто так говорит. Ведь город был уже километров за сорок. Но в воду не полезли, хотя купаться ужас как хотелось.

Ришелье схватил Сашкину удочку и побежал в камыши.

Мы плотно поели, а Кардинал как залез в камыши, так и не вылезал. Только удочка свистела.

Здесь было отличное место для купания. Песчаная коса, и глубоко, по горло. Толя надул волейбольную камеру, и мы играли в воде в волейбол.

Мы уже все уселись в лодке, а Кардинал все махал удочкой.

— Погодите, клюет, — умолял он.

Дай ему волю, он так бы там и остался. Но, когда мотор затарахтел, он сразу прибежал.

— Смотрите, — похвалился он и вывернул карман, — какой окунь!

Окунь и вправду был ничего, с Мишкину ладонь.

Кардинал начал ругаться: вы, мол, поели, а о нем забыли, а у него в животе судорога.

— Приложи ухо, — лез он ко мне.

Я и приложил. Там что-то заскрипело.

— Правда! — согласился я.

— А ты не веришь! Я объявляю голодовку.

И Кардинал полез в мой рюкзак. Он умял десять пирожков с капустой, как один, и заныл:

— Разве это еда! Может, там еще что осталось…

И снова полез в мой рюкзак. Пришлось отобрать.

— Плевал я на вас, буду голодать. Скелет назад привезете! — пригрозил он и улегся па носу.

Я лег на дно лодки и заснул. Когда я проснулся, солнце уже садилось. По воде тянулись длинные тени, и река была похожа на тетрадь в косую линейку.