Неудачник - [55]

Клод убрал весь снег за кустами, бросил свои ветки на землю и постелил на них одну из шкур. Потом он лег сам, укрылся второй шкурой и начал руками набрасывать на нее снег. Получилось плохо, но с дороги его могли увидеть только тогда, когда подъедут к кустам. Единственное, что могло помешать нанести внезапный удар — это разведка. Если преследователи вышлют дозор, его могут обнаружить. С другой стороны, вряд ли они станут осторожничать и терять время. Клод не стал искать врагов заклинанием, потому что их маг почувствовал бы такой поиск. Прикрывшись защитой и обострив слух, он ждал, когда подойдет погоня. Время тянулось медленно, и он потом не смог бы сказать, сколько его прошло, когда вдали послышались дробный перестук копыт многих лошадей и невнятные звуки человеческой речи. Шум приближался, и к говору людей добавился собачий лай. Вот это было плохо! Осталось надеяться на то, что ветер для погони дует в его сторону. К счастью, Клода никто не обнаружил и, когда первые всадники поравнялись с кустами, он начал действовать. Юноша сбросил шкуру и вскочил, запуская заранее подготовленное заклинание. Дикое ржание коней, визг собак и истошные крики людей… Рванувшаяся от него голубоватая стена стужи ударила в ехавших по дороге дружинников, в один миг превратив их в обезумевшую от боли и страха толпу. Страшное заклинание, только его редко использовали в бою. Попробуй подобраться на нужное расстояние — вмиг утыкают болтами! Ему тоже попало, только не болтом. Кто‑то все же выстрелил из пистоля, и то ли он сумел взять верный прицел, то ли это было случайностью, но пуля попала Клоду в плечо, моментально нарушив контроль сил. У него стало на два потока меньше, а все вокруг затянула непроглядная синева. Крики смолкли, и Клод слышал только свой собственный стон и то, как с оглушительным треском лопались от мороза ближайшие к дороге деревья. Хорошо, что это заклинание не несло вреда заклинателю, иначе к полусотне превратившихся в лед тел добавилось бы еще одно. Но действие заклинания закончилось, а лютый мороз остался. Каждый шаг давался с трудом и заставлял стонать, но мороз погнал прочь от дороги к оставленным лошадям. Нечего было и думать о том, чтобы перевязать рану. Он не взял с собой перевязку, а если бы она и была, все равно не смог бы сам снять одежду и замотать рану. Он даже не смог создать исцеляющего заклинания: вся магия разом вылетела из головы, а сильная боль не позволила бы проконтролировать даже один поток. Когда подгибающиеся ноги вынесли Клода к лошадям, он не смог одной рукой развязать узлы и просто обрезал их кинжалом. С трудом засунув его в ножны, юноша с третьей попытки забрался на лошадь и ударил ее здоровой рукой, заорав при этом от боли в простреленном плече. Удар по шее и крик сделали свое дело: лошадь выбралась на дорогу и помчалась прочь от промороженного места. Брошенная кобыла, постояв в одиночестве, побежала вслед за ними. Каждый толчок приносил муку, и она все длилась и длилась без конца. Конец все‑таки наступил, когда на дорогу выбежал какой‑то мужик. Он поймал повод отшатнувшейся от него лошади, а вторая не стала ждать, пока ее поймают, и подошла сама. С опаской посмотрев на дорогу, мужик вместе с лошадьми и потерявшим сознание Клодом скрылся в лесу.

Очнулся он через несколько часов. Плечо болело, но боль была уже не такой сильной и не мешала думать. Горло тоже болело, причем так, что трудно было даже сглотнуть слюну. Видимо, он все‑таки надышался холодным воздухом. Пошевелившись, Клод понял, что у него связаны руки. Он лежал в чем‑то вроде шалаша, прикрытый грязной и потертой шкурой. От входа тянуло холодом и дымом, и оттуда же слышался чей‑то невнятный разговор. Клод потянулся к зеленому потоку и создал одно за другим два заклинания. Первое из них подстегнуло выздоровление, а второе обострило слух и позволило ему услышать разговор двух мужиков.

— Серебро мы с тобой поделим, — сказал один. — Два коня на двоих даже ты поделишь.

— А что не делится? — спросил второй. — Мне пистоль, а тебе кинжал.

— Это почему тебе пистоль?

— Потому что я все это нашел!

— Ты дурак, Клаус! Был дураком, дураком и помрешь!

— А ты не обзывай, а то я с тобой дружбу порву и все заберу себе! За что меня облаял?

— И ты еще спрашиваешь! Ты почему его не кончил, а приволок сюда?

— Одежа на нем больно хорошая и сапоги. Что я, по–твоему, должен был вытряхивать его из них на дороге? По ней сегодня уже дважды проехали. До тепла еще целая декада, а кому‑то неймется! Ничего, скоро помрет, все наше будет. Тебе одежа, а мне сапоги. А его харч мы уже съели. Получается, что все поделили.

Хоть прошло совсем немного времени, но он не пожалел сил, и заклинание уже начало действовать. Немного послушав мужицкую разборку, он решил вмешаться и взял обоих под контроль. Повинуясь приказу юноши, один из спорщиков на четвереньках забрался в шалаш и развязал ему руки. Подождав, пока в них восстановится кровообращение, он выбрался наружу. Как и предполагал Клод, рядом с входом горел костер.

— Какой дурень его здесь разжег? — спросил он мужиков. — А если бы поменялся ветер? Я бы в вашем шалаше задохнулся.