Нетерпеливый алхимик - [87]

Как я ни старался вывести Эхеа из оцепенения, он все равно возвращался к мысли о своей неудаче.

— Что я никак не могу понять, сеньор Эхеа, — отвлекал его я, — так это вашего недостойного поведения по отношению к покойному. Разве мало убить человека? Для чего вам понадобилось глумиться над телом?

— Нет, нет! Здесь вы ошибаетесь, — пробормотал он в отчаянии. — Смерть произошла случайно. Мы не хотели его убивать, клянусь. Только сфотографировать. И ничего не знали о таблетках, иначе не стали бы пичкать его наркотиками.

— Красивая сказка, — заметил я. — Главное, с трогательным концом. И подобно всему возвышенному, совершенно бесполезна. Но коль скоро вы мастер на выдумки, расскажите нам еще одну сказку, например про девушку с пулей в затылке. Одно это убийство тянет на двадцать лет тюрьмы — вполне достаточный срок, который с лихвой вознаградит нас за потраченные силы и время.

Эхеа онемел. Он никак не хотел понять безнадежности своего положения.

— В выработанной вами тактике не чувствуется творческого подхода, кроме того, она малоэффективна, сеньор Эхеа, — посочувствовал я ему. — Любой захудалый мазурик обставил бы дельце в тысячу раз лучше, чем доктор всех известных миру наук, каковым вы себя полагаете. Я готов дать вам пятнадцать минут, чтобы вы одумались и немного пришли в себя. Не хотелось бы злоупотреблять вашим состоянием.

— Что еще я сделал не так? — спросил он, начиная приходить в себя.

— Всего не перечислишь, — ответил я рассеянно. — Взять хотя бы свинцовый контейнер для Очайты. С вашей стороны было наивно рассчитывать на безнаказанность. Над радиоактивными материалами осуществляется многоступенчатый контроль, и одной фальсификацией карточек тут не обойтись.

— Дьявольщина! — воскликнул Эхеа, сраженный моими доводами.

— Я повторю вам еще раз — настаивала Чаморро, воспользовавшись переломным моментом. — Висящее на вас преступление слишком серьезно. И вам невыгодно расплачиваться за него в одиночку.

У Эхеа вырвался истерический смех.

— Как вы сказали? Нелепость какая-та, — петушился он.

— Сотрудничество со следствием будет для вас лучшим выходом, — строго предупредил я. — Вы даже сможете оказать нам некоторую помощь. Нас очень беспокоит содержимое свинцового контейнера. Где он находится?

Эхеа замер, обводя комнату блуждающим как у помешанного взглядом.

— Гениальная задумка, — признал он, раздув щеки от гордости. — И реализована не без изящности. Контейнер лежит под передним сиденьем «ламборгини дьябло».

Глава 19 Горный старец

Адвокат Гутьеррес-Рубира в элегантных ботинках, легкомысленной бабочке вместо галстука и с кейсом в тон вышеназванным предметам одежды подрулил в отдел, когда мы уже собирались препроводить Эхеа в камеру.

— Как? Вы не будете его допрашивать? — с места в карьер возмутился он.

— Мы уже обменялись кое-какими впечатлениями, — объяснил я. — Официальный допрос состоится позже.

— Когда именно?

— Позже. Сейчас нам и без того есть чем заняться. Операция еще не завершена.

— Как вы сказали?

Адвокат посчитал себя оскорбленным. В глубине души этому лощеному господину было глубоко на все наплевать — ведь не ему, а Эхеа предстояло провести ночь за решеткой, а он будет мирно почивать на мягкой постели и, проснувшись поутру, натянет на ноги другую не менее элегантную пару, прихватит другой кейс в цвет обуви и начнет все сначала. Однако розыгрыш спектаклей входил в его программу, и он добросовестно отрабатывал свой хлеб. В этот момент в комнату вошел майор Перейра и, не умеряя громоподобного голоса, поинтересовался:

— Что происходит?

— Прибыл адвокат задержанного, господин майор. Сеньор Гутьеррес-Рубира.

— Майор, здесь явное недоразумение, — приступил он к Перейре с любезностью, в которой чувствовалось облегчение от возможности иметь дело с ровней, а не с каким-то выскочкой без должного образования, неизвестно как затесавшимся в ряды Гражданской гвардии.

— Недоразумения — по вашей части, — ответил непреклонный Перейра. — А у нас, прежде чем делать, думают. Желаете заявить протест?

— Я требую немедленной свободы для моего подопечного, — набросился он на шефа, видя, что лестью ему ничего не добиться.

— Если угодно, — ответил Перейра, не изменившись в лице, — я по мере сил постараюсь объяснить, почему ваше требование останется без удовлетворения. Но сначала позвольте отпустить сержанта — его ждут срочные дела. И, повернувшись ко мне, сказал: — Иди, Вила. Я разберусь с сеньором Гутьерресом-Рубирой сам.

Не дожидаясь повторного приглашения, я отыскал Чаморро, и мы опрометью бросились к машине. Четверть часа назад я составил план и обговорил его с Перейрой, либо наоборот, он составил план и обговорил его со мной, — в конечном счете, все зависело от того, на чье имя зарегистрируют операцию в картотеках Корпуса. А чтобы ее завершить, нам надо было уладить одну формальность и, не теряя ни минуты, ехать в Гвадалахару, хотя время близилось к четырем, а мы еще не обедали.

Я уступил руль Чаморро; она выглядела бодрее и сохранила необходимую в дороге быстроту реакции. Голова у меня разламывалась от боли, а пейзажи за окном сменялись с раздражающей медлительностью, меж тем как стрелка спидометра держалась на отметке ста пятидесяти км/час, и все благодаря непревзойденному водительскому мастерству, уже не раз продемонстрированному моей напарницей. Прибыв в Гвадалахару, мы прямиком направились в здание Судебной палаты. Надвигались вечерние сумерки, к тому же наш судья сегодня не дежурил, но я относил его к когорте чиновников, имеющих обыкновение задерживаться на работе. И когда он, собственноручно открыв дверь, предстал перед нами без пиджака и в очках, чудом державшихся на кончике носа, я понял: на него можно положиться. Во всяком случае, иного выбора у меня не было.