Нет блага на войне - [30]

Самое невероятное – это то, что в известной степени все вышеизложенное (за исключением митинговой риторики) недалеко от истины (да и сам текст составлен из вполне аутентичных цитат). Найдется ли в истории 20-го века еще один, столь же многоликий, феномен? Найдется ли еще одна политическая организация, которая бы совершила столь невероятный «дрейф» от тоталитаризма к декларируемому демократизму и обратно?

С чего следует начать краткий обзор истории бандеровского движения? С географии.

«Далеко от Украинского края, проехавши Польшу, минуя и многолюдный Лемберг (Львов. – М.С.) идут рядами высоковерхие горы… Там и вера не та, и речь не та». Так писал известный путинский пропагандист, доктор коммунистических наук, великодержавный шовинист и украинофоб (я ничего не упустил из стандартного перечня ярлыков?) Н.В.Гоголь. Именно такой («и вера не та, и речь не та»), далекой от украинского края, казалась в 19 веке Галичина.

Восточная (украинская) Галиция – т. е. территория восточных предгорий Карпат с городами Львов, Самбор, Стрый, Галич, Станислав (ныне Ивано-Франковск), Коломыя, Тернополь, Збараж, Броды – никогда, ни одного дня, не была частью Российской империи. Расцвет Галицко-Волынского княжества в середине 13 века был подорван нашествием Батыя; после этого удара княжество просуществовало еще целый век (став на короткое время первым и единственным восточно-славянским королевством), но к концу 14 века его земли были окончательно разделены между Великим княжеством Литовским (к нему отошла Волынь) и Польшей, в состав которой вошла Галичина. Столица края – город Львов – с течением времени превратился в один из важнейших экономических и культурных центров Польши, в 1661 г. был учрежден Львовский университет. После первого раздела Речи Посполитой (1772 г.) и вплоть до Первой мировой войны Галичина была составной частью огромной многонациональной империи Габсбургов (т. н. «Австро-Венгрии»).

Географическая, историческая и административно-государственная удаленность Галичины от «центральной», Приднепровской Украины усугублялась и различием в вероисповедании. Многовековая кровопролитная борьба православия и католицизма привела к возникновению и закреплению в Галичине «греко-католической» (униатской) церкви. Проблема, разумеется, не в том, что галицийского и, к примеру, волынского или житомирского крестьянина разделяли противоречия в догматике двух конфессий (едва ли безграмотные крестьяне могли разобраться в этом хитросплетении). Все было гораздо проще – и жестче. Православная украинская дивчина и галичанский хлопец из униатской семьи не могли обвенчаться в одном храме, не могли совместно крестить народившихся в браке детей. Более того, с течением времени в Галичине сложилась весьма необычная (если не уникальная) традиция определения национальности в семье. Вот как об этом пишет украинский историк Виктор Полищук:

«В Галичині, з причини пануючого (господствующего) там серед українців греко-католицького (уніатського) віровизнання, догматично й організаційно підпорядкованого (подчиненного) Римсько-католицькій Церкві, членами якої були переважно (преимущественно) поляки й галицькі українці, дійсні шлюби (венчание, бракосочетание) могли відбуватися то в одній, то в другій церкві, тобто (т. е.) в церкві римсько-латинського, або ж східного (восточного, т. е. униатского) обряду… В такій сімьї сини (мальчики, сыновья), коли йдеться (если речь идет) про віровизнання, а навіть (и даже) національність, ішли по батькові, а дочки по матері. Складалися на перший погляд дивовижні сімьї, в яких одні діти були римсько-католиками і поляками, а інші греко-католиками й українцями…»

Понятно, что такая традиция с одной стороны вела к взаимной ассимиляции поляков и украинцев, с другой – усугубляла разрыв между униатской Галичиной и православным центром и востоком Украины. Длинная череда поколений, родившихся и состарившихся в Речи Посполитой, с неизбежностью вела к насыщению языка галицийских украинцев полонизмами и германизмами до такой степени, что житель Восточной Украины не всегда мог понять галичанина. В любом случае, Тарас Бульба едва ли признал в галицийских униатах «своих» – скорее наоборот, сказал бы что-то вроде: «Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи, гнушаются языком своим; свой со своим не хочет говорить…» Да и страшно подумать, чем бы в реальности могла закончиться встреча запорожских казаков с семьей Степана Бандеры, отец которого был униатским священником, а мать – дочерью священника («Дыбом стал бы ныне волос от тех страшных знаков свирепства полудикого века, которые пронесли везде запорожцы. Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу, – словом, крупною монетою отплачивали козаки прежние долги…»).

Вхождение Галичины в состав империи Габсбургов привело к значительным изменением в социальном статусе галицийских украинцев. Империя в рамках традиционной политики «разделяй и властвуй» вела искусную линию поддержки слабых в их противостоянии с сильными. Доставшиеся Австро-Венгрии земли представляли собой польско-еврейские города в окружении украино-польских сел. Именно в такой пропорции. Так, согласно энциклопедии Брокгауза и Эфрона, в конце 19 века население Львова состояло из 67 тыс поляков, 36 тыс евреев, 21 тыс украинцев. А поскольку в любую эпоху власть, деньги и знания находились в городе, а город был польский, а потом еврейский и уже совсем чуть-чуть украинский, то австрийские власти сочли целесообразным поддерживать украинцев, используя их как противовес полякам.