Несущий свет - [5]

О Робеспьере Степа, конечно, слыхал и воззрился на Шарля с явным уважением.

– Да, он был кем-то вроде Троцкого, – кивнул Карно. – Кое-кто до сих пор не может простить нашей семье, что Лазарь Карно голосовал за казнь короля. Моего деда убили за это…

– Ты что! – Степа сочувственно покачал головой. – Во гады! А дед твой, он кто – тоже революционер был?

– Сади Карно был Президентом Французской республики, – пояснил Валюженич, после чего у Степы отпала всякая охота расспрашивать дальше. Шарль, показавшийся ему вначале похожим на обычного бакалейщика, вызывал теперь совсем иные чувства.

– Ладно, – прервал молчание Карно. – Поехали все же ко мне. Мой отец наслышан о тебе, Степан, и будет рад познакомиться. Не волнуйся – он не президент Франции. Он всего лишь сенатор.

С точки зрения Степы это было ничуть не легче, но он вежливо промолчал.

– Мы зайдем к тебе завтра, Шарль, – заявил Валюженич, вставая. – Сейчас у нас со Стивом есть важное дело. Ты не обижайся.

– Ну конечно! Сейчас вы будете разглядывать находки из Шекар-Гомпа, которые не показывали мне! – непонятно всерьез или в шутку обиделся Карно.

– Я всегда знал, что американцы бесцеремонны, а русские – те же американцы, только голодные и небритые…

Тэд проигнорировал эту шовинистическую реплику, после чего Шарль распрощался и укатил вместе с молчаливым Огюстеном, категорическим тоном заявив, что ждет их завтра к пяти.

– Он хороший парень, – заметил Валюженич, когда роскошная машина скрылась в одном из узких монпарнасских переулков. – Немного воображает…

– Наверно, хороший, – не стал спорить Косухин, а затем не без злорадства добавил: – Вот его бы в Шекар-Гомп!..

– Он прекрасно дерется. Между прочим, он уже собирался ехать мне на выручку, но я вовремя дал телеграмму из Морадабада… Кстати, экспедицию он организовал на свои средства…

– Ясное дело – буржуй! – с пониманием кивнул Степа. – Ладно, Тэд, рассказывай…

Валюженич вновь взглянул на Степу как-то странно и нерешительно проговорил:

– Понимаешь, Стив, тут что-то случилось…

– Как? – обомлел Степа. – Чего ж ты молчал! С кем случилось? С Наташей?

– Ну… В общем, я по порядку…

Валюженич начал рассказ, но Степа то и дело был вынужден останавливать приятеля. Понимать Тэда стало почему-то сложно. Смысл слов еле доходил до Степы, приходилось просить, чтобы Валюженич повторил то одно, то другое. Похоже, без Шарля Карно таинственная сила, позволявшая разбирать чужую речь, сразу ослабла.

– Я ведь не пил сома дэви, – пояснил Валюженич. – Тут нужен тот, кто овладел этой силой – как мистер Цонхава, или Шарль – он недаром занимается Тибетом…

Наконец Степа как-то приспособился, и смысл сказанного стал вновь понятен. Тэд прямо с вокзала доставил Наташу на улицу Гош-Матье и сдал с рук в руки господину Карлу Бергу. Они договорились увидеться с девушкой на следующий день. Он позвонил – но Наташа к телефону не подошла. Тэду сообщили, что девушка внезапно заболела. Валюженич попытался узнать подробности, но трубку повесили. Он так и не смог дозвониться, и поехал на улицу Гош-Матье, чтобы поговорить с Бергом. В дом его не пустили, сообщив, что Наташа действительно тяжело больна. Приступ какой-то странной болезни свалил ее в первую же ночь после приезда в Париж.

– Я не писал вам, – вздохнул Валюженич. – Вы были с Ростиславом далеко. Помочь – ничем бы не помогли…

– Ну, так что с ней? – торопил приятеля Косухин. – Наташа… выздоровела?..

– Выздоровела… – как-то неуверенно ответил Тэд и внезапно чуть не крикнул: – Стив, она ничего не помнит! Понимаешь – ничего! Амнезия!

– Что? – Косухин подумал было, что он вообще перестал понимать Тэда. Тот напрягся и медленно заговорил по-русски:

– Амнезия – то колы человек все забывать. Травма мозкова, то… понимаешь?

– Да говори по-английски! – прервал Косухин. – Только медленно, я пойму.

– У нее было что-то вроде воспаления мозга. Врачи говорят, что это результат нервного потрясения. Когда Наташа пришла в себя, то забыла все, что было с ней за последний год, после того как она уехала из Парижа. Сейчас она здорова – но меня не помнит. Я говорил с ней…

Тэд замолчал. Косухин пытался осмыслить услышанное. Значит, амнезия… Он где-то слыхал уже о подобном, но какая-то странность была в том, что рассказывал Валюженич. В самом Шекар-Гомпе и позже, в Индии, Наташа была спокойна и даже временами весела – куда веселее самого Степы. Если бы с ней и вправду было что-то не в порядке, это заметили бы сразу в Индии или на пароходе, покуда они с Тэдом плыли во Францию.

– Меня просили не видеться с нею, – закончил Валюженич. – Я видел ее потом пару раз издалека – вместе с этим Сен-Луи…

Тон, которым было произнесено имя Наташиного жениха, был настолько недвусмысленным, что Степа взглянул на Тэда – и понял если не все, то многое. В душе шевельнулось какое-то неведомое ему доселе малоприятное чувство, но Косухин заставил себя думать о другом:

– Тэд, а… ну… врачи… Может, эту, чердынь-калуга, амнезию, можно вылечить?

Валюженич не ответил и лишь выразительно пожал плечами.

– Вот так, Стив, – проговорил он наконец. – Прежде чем ты поедешь к господину Бергу, ты должен это узнать. Меня просили передать всем, кто был с Наташей эти месяцы, чтоб они ничего не говорили ей о случившемся. Врачи считают, что это опасно…