Несущественная деталь - [59]

— Этот суд — я, Ледедже, — тихо сказала Смыслия, чуть растянув губы в улыбке; Ледедже посмотрела на нее и отвернулась.

— Да? И на каком же основании?

Она слышала улыбку в голосе аватары.

— На том основании, что я — часть Культуры, и мои суждения по таким вопросам принимаются другими частями, конкретнее — другими Разумами Культуры. Непосредственно — потому что я могу. В конечном счете…

— Так, значит, даже в Культуре прав тот, у кого больше прав, — горько сказала Ледедже. Она принялась раскатывать рукава к запястьям — ей внезапно стало прохладно.

— Больше интеллектуальных прав, — мягко сказала Смыслия. — Но, как я собиралась сказать, в конечном счете мое право прикрепить к вам шлеп-автономника основывается на том, что любая наделенная сознанием и нравственно ответственная сущность, будь то машина или человек, сделала бы то же самое, если бы владела тем набором фактов, который известен мне. Однако часть моей нравственной обязанности перед вами состоит в том, чтобы указать, что вы можете придать ваш случай гласности. Существуют специализированные новостные службы, которые, безусловно, заинтересуются этим, и — при том, что вы существо относительно экзотическое и из краев, с которыми у нас почти не налажены контакты, — этим могут заинтересоваться общие новостные службы. Потом существуют специализированные правовые, процедурные, юридические, бихевористические, дипломатические… — Она пожала плечами. — И, возможно, даже философские группы по интересам, которые с удовольствием выслушают что-то в таком роде. Вы наверняка найдете кого-нибудь, кто будет готов представлять ваше дело.

— И кто бы его рассматривал? Вы?

— Суд просвещенного общественного мнения, — сказала Смыслия. — Это же Культура, детка. Это суд последней инстанции. Если бы я была уверена, что ошибаюсь, или даже если бы я думала, что права, но все остальные вроде придерживаются иного мнения, то я, хотя и неохотно, но отказалась бы от идеи шлеп-автономники. Будучи Разумом корабля, я больше буду прислушиваться к мнению других корабельных Разумов, потом Разумов вообще, потом искусственных интеллектов, людей, автономников и других, хотя, конечно, поскольку тут речь будет идти о правах человека, мне придется в большей мере прислушиваться к человеческому мнению. Все это довольно сложно воспринять, но существуют самые разнообразные широко известные прецеденты и наработанные, высокоуважаемые процессы.

Смыслия подалась вперед и посмотрела на Ледедже, пытаясь встретиться с ней взглядом, но Ледедже не хотела этого.

— Послушайте, Ледедже, я не хочу, чтобы вы думали, будто это сопряжено с какими-то сложностями; человеку вашего происхождения и с вашими представлениями о том, как работают суды и юридическая система, весь процесс покажется невероятно быстрым и неформальным, и вам не нужно будет оставаться на моем борту, дожидаясь решения; вы можете начать путь домой и узнать о решении в дороге. Я сказала, что процесс будет неформальным, но при этом очень тщательным, и вероятность вынесения несправедливого приговора будет гораздо меньше, чем если бы это дело рассматривалось у вас дома. Если вы хотите инициировать такой процесс — пожалуйста. В любое время. Это ваше право. Лично я думаю, что у вас нет ни малейшего шанса избавиться от шлеп-автономника, но в таких делах никогда нельзя быть уверенным, а тот факт, что вроде бы очевидные дела все время оспариваются, показывает, как работает система.

Ледедже задумалась.

— Насколько… тайным было мое возвращение к жизни до сего дня?

— Пока об этом знаем только вы и я, поскольку я не смогла найти «Не тронь меня, я считаю» — тот корабль, который, как мы полагаем, и внедрил вам в голову невральное кружево.

Ледедже, только сделав это, поняла, что притронулась рукой к затылку, когда Смыслия упомянула кружево. Она провела пальцами по очень, очень мягким волосам, покрывавшим ее голову, ощупывая контуры своего черепа.

Ей было предложено новое невральное кружево, с которым она могла проснуться в своем новом теле. Она отказалась, но так и не поняла, почему приняла такое решение. В любом случае его можно установить и потом, даже если на полное созревание кружева требуется какое-то время. В конечном счете, именно так оно и было с прежним кружевом.

— А что могло случиться с этим кораблем? — спросила она. Она вдруг вспомнила Химеранса, как десятью годами ранее он сидел в ее спальне в полутьме и тихо говорил с нею.

— Что с ним случилось? — Голос Смыслии прозвучал удивленно. — Ну, он, наверное, где-то на покое. Или бродит бесцельно по галактике, или упрямо преследует какую-то навязчивую цель. В любом случае ему нужно только перестать сообщать о себе, и он исчезает со всех экранов. Корабли делают это. В особенности старые корабли. — Она фыркнула. — В особенности старые корабли, которые были на активной службе во время Идиранской войны. Они склонны становиться Эксцентриками.

— Но кораблям не приписывают шлеп-автономников? — она постаралась произнести это как можно саркастичнее.

— Да нет, приписывают, если они становятся уж слишком странными. Или если они… имеют существенную массу — крупные корабли. — Смыслия подалась к ней и сказала: — Один раз корабль моего класса стал Эксцентриком. Или у него наблюдались внешние проявления. Можете себе представить? — сказала она с напускным ужасом, кивая в сторону каньона. — При таких размерах? Совсем съехал с шариков в кризисной ситуации и прогнал корабль, который был назначен ему в шлеп-автономники.