Нестрашный мир - [27]

– Лера, ты почему тёте ничего не сказала, ты же так хорошо говоришь!

– А о чём с ней говорить?

В Таниной группе есть девочка Тамара. Когда Таня начала работать, она была уверена, что Тамара не говорит, потому что не слышала от неё ни единого слова. Однажды в группе отключили свет.

– Ну вот, свет отключили! – расстроилась Таня.

– Какие мы нежные! – сказала Тамара.

От неговорящих детей я узнала много интересных слов. Чего стоит, например, Сашкино «э-я-эй» (мы Сашку так и зовём – «эяэй»), Юрино «ятатататай», Никитино «пждиии» и Настино «ихь!», приводящее в восторг немецких волонтёров. Она говорит «ихь!», они отвечают: «ду, ду!»[15]

Пасха

Пришла медсестра:

– Вы к Пасхе готовитесь? Можно, я с вами посижу?

Я рассказала детям, что такое Пасха. Поняли или нет, не знаю, но даже если всех слов не поняли, это не страшно. У каждого праздника есть свой ритм, запахи, звуки, цвета. Для наших детей Пасха сложится из вкуса кулича, пасхальных песнопений (мы поставили диск), уксусного запаха краски для яиц. Яйца мы будем дарить нянечкам и медсестрам.

Мы со Светой показали, как выглядит целое яйцо: обычно его дают на завтрак уже размятым. Предложили по кусочку попробовать, некоторые отказались: страшно.

Потом мы налили в миски воду и смотрели, как красиво в ней растворяется таблетка красителя: сначала вокруг неё образуется цветной круг, потом – целый водоворот.

Осторожно, чтобы не повредить скорлупу, дети опустили яйца в синюю, красную, желтую воду. Кто-то услышал стук скорлупы о дно и засмеялся. Кто-то удивлённо смотрел на синюю воду: куда подевалось яйцо? Кто-то крепко сжал своё яйцо в руке и расстроился: «яйцо сломалось!» Кто-то опустил руку во все миски по очереди, а потом рассматривал разноцветные пальцы. Кто-то спросил: «Завтра воскресенье?»

Лошадь

Детдомовское время измеряется лошадью. Цоканье копыт под окнами означает, что пришло время сдачи белья или кормления, в зависимости от того, что следует за цоканьем: шмяканье или бряканье. Брякают большие железные бидоны с обедом, шмякаются мешки с бельём.

Утром мы определяем по лошади, успеваем ли мы на завтрак: если, войдя в калитку, мы видим силуэт лошади с телегой на фоне кухонной стены, значит, всё в порядке. Если лошади нет, нужно поторопиться: завтрак уже повезли по корпусам.

Фонарик

Зимой, когда мы с Таней выходили из детского дома, на улице была тьма. Под окнами первого этажа лежали светлые пятна, но через несколько шагов начинался лес. Мы шли, нащупывая стволы сосен и спотыкаясь о корни. Мой друг Сашка подарил нам фонарик, похожий по форме на маяк. Я цепляла его к пуговице пальто, и он образовывал круг света. Фонарик был тёплый и умещался в ладони. Он осветил самые тёмные зимние дни, а потом разбился.

Карусель

Лето началось с карусели на площади. Площадь города N, как и полагается главной площади, вмещает в себя всё: почту, милицию, церковь, пекарню, кинотеатр, аптеку и универсальный магазин. Откуда взялась карусель, я не знаю, наверное, приехала: она на колёсах. Большая двухколёсная тачка, на тачке – зонтик. Синие сиденья на цепях по утрам заправлены внутрь тачки, а вечером свободно трепещут на ветру. Никогда не видела, чтобы на карусели кто-то катался.

Черника

Черника растёт в лесу вокруг детского дома. Её очень много. Мои дети чернику не едят – не привыкли. Даю Валере ягоду. Он долго катает её на языке.

Раздавил, сморщился и выплюнул. Смотрит на меня. Лицо недовольное, губы измазаны черникой.

Босиком

Каждый раз, когда он проводит большим пальцем по кольчуге шерстяного носка, я пытаюсь понять, что это для него значит, и гадаю, как часто он получает возможность самостоятельно исследовать мир. Больше пауз. Меньше меня. Когда он сам протягивает руку и трогает ствол дерева, это триумф сосредоточения.

Я села на край песочницы так, чтобы босые Ларисины ноги касались травы. Очень осторожно: никто не знает, как она отнесётся к столь сильному ощущению. Мы сидели долго, чтобы она привыкла. А потом я опустила Ларисины ноги в тёплый песок – тоже осторожно и медленно. Если ей не понравится, она будет плакать. Лариса не плакала. Её лицо выражало напряженную работу мысли: сколько всего происходит! Для неё это, наверное, целое путешествие.

В этом году он уже не морщится, первый раз за лето ступив босиком на траву. Шагает не очень уверенно, но улыбается. Сначала мы идём по траве, потом по нагретому солнцем деревянному мостику. Я и сейчас, когда пишу, чувствую пальцами ног влажные листья одуванчика и тёплые гладкие доски. Ещё одно ощущение: пропустить через кулак стебель подорожника, чтобы в кулаке остались зёрнышки.

Сашка

Когда мы собрались ехать на автобусе в крепость, доктор сказала:

– А люди не испугаются, когда его увидят? Может быть, кого-нибудь другого возьмёте?

– Что ж теперь, если он не очень красивый, ему никуда не ездить?

– Да, но он такой больной…

– Не больнее, чем другие! – крикнула я на бегу: подъехал автобус.

У Сашки очень большая голова и красно-синее родимое пятно в пол-лица. Но когда к этому привыкаешь, видишь, что Сашка очень даже ничего.

Все вещи на свете он делит на три категории:

– то, что можно грызть, жевать и сосать. В эту группу, кроме очевидного, входят, например, камни, и вообще всё, что влезает в рот.