Нестор Махно, анархист и вождь в воспоминаниях и документах - [111]

С убеждением, что свобода, вольный труд, равенство и солидарность восторжествуют над рабством под игом государства и капитала, — я вышел 2 марта 1917 года из ворот Бутырской тюрьмы. С этим же убеждением я бросился на третий день по выходе из тюрьмы, гам же в Москве, в работу Лефортовской анархической группы, ни на минуту не покидая мысли о работе нашей Гуляй-Польской группы хлеборобов анархистов — коммунистов, работе, начатой ею одиннадцать-двенадцать лет тому назад и, несмотря на величайшие потери передовых ее членов, продолжающейся, как мне друзья сообщали, и сейчас.

Одно меня угнетало: — это отсутствие у меня надлежащего образования и конкретно — положительной подготовки в области социально-политических проблем анархизма. Я глубоко это чувствовал и сознавал. Но еще глубже я сознавал, что в наших анархических рядах эта подготовка отсутствует на 90 %. И хотя я находил ответ, что это пагубное явление порождено отсутствием у нас анархической организации и ее школ; однако, часто над этим задумывался.

И лишь надежда на то, что этому будет положен конец, меня бодрила и награждала энергией, ибо я верил, что легальная работа анархистов в захватывающий революционный момент неминуемо приведет их к сознанию необходимости создания своей анархической организации и разработке ее средств, которые помогли бы ей привести все наличные силы анархизма к своим позициям и создать цельное и законченное в своих действиях — в данной революции — анархическое движение. Гигантский рост русской Революции меня сразу натолкнул на непоколебимую мысль, что анархическое действие в такие моменты неразрывно должно быть связанным с трудовой массой, как наиболее заинтересованной в торжестве свободы и правды, в новых победах, новом, общественном социальном строительстве и в новых человеческих взаимоотношениях.

Таким образом, лелеял я мысль о развитии анархического движения в русской Революции, а отсюда и его идейного влияния на результаты ее.

С этим убеждением я, спустя три недели после освобождения из тюрьмы, вернулся в Гуляй-Поле, — место моего рождения и жительства, где я оставил многих и много дорогого, близкого моему уму и сердцу и где, я чувствовал, смогу сделать кое-что полезное среди крестьян, в семье которых родилась наша группа, которая несмотря на то, что потеряла две трети своих членов под расстрелами и на эшафотах, в далекой холодной Сибири и. в скитаниях по заграницам, все же совсем не умерла. Основное ее ядро все, или почти все, погибло. Но оно глубоко пустило корни своей идеи среди крестьян не только в Гуляй-Поле, но и за его пределами. Необходимо максимальное напряжение силы воли и отчетливое знание — чего анархисты хотят и что, в связи с этим хотением, можно извлечь даже из развертывающейся политической революции и отсюда, из Гуляй-Поля, из недр населяющего его трудового крестьянства, родится та мощная революционная сила самодеятельности масс, на которую революционный анархизм, по мысли Бакунина, Кропоткина и ряда других теоретиков анархизма, должен опереться, чтобы указать пути и средства подневольному классу к разрушению старого рабского строя, который его угнетает, и к созданию нового, в котором рабство исчезнет, власть не найдет себе места. Свобода, равенство и солидарность явятся путеводителями в жизни и борьбе человека и человеческих обществ, в отыскании новых идей и равенственных отношений между людьми.

С этой мыслью я носился Долгие годы на каторге и теперь возвращался с ней в Гуляй-Поле.

Октябрьский переворот в России

Отзвуки октябрьского переворота в Петрограде и Москве, а затем и во всей России — к нам на Украину дошли лишь в конце ноября и начале декабря месяца 1917 года.

До декабря 1917 года украинские труженики села и города знали об Октябрьском перевороте по воззваниям Всероссийского Исполнительного Комитета Совета Рабочих, Крестьянских, Солдатских и Казачьих Депутатов, Совета Народных Комиссаров, революционных партий и групп, из них, в особенности, двух партий: партии большевиков и партии левых социалистов — революционеров. Ибо они, эти две партии, наиболее удачно извлекали для своих целей пользу из русской революции этого периода. Почву для этого грандиозного революционного выступления рабочих и солдат — по городам, а крестьян по деревням против Временного Правительства, против его бездарных политических изгибов и влияний, позорных, но бессильных атак на революцию, подготовляли все революционные группировки, какие только русская революция могла вмещать в своем широком по заданиям русле. Но эти две партии — первая, хорошо организованная, а вторая, покорно шедшая на поводу у мудрого Ленина, — подошли во время и умело к трудовым массам и, ложно увлекая их лозунгами: «вся власть Советам Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов на местах», щедро приветствуя тут же массу за ее лозунг «Земля — крестьянам, фабрики и заводы — рабочим» — оседлали революцию и, имея в избытке в своем распоряжении бумаги и печатные машины, засыпали города и деревни своими воззваниями, декларациями и программами.

Анархисты играли в этом перевороте в Петрограде, Москве и ряде других промышленных городов особо выдающуюся роль в авангарде матросов, солдат — армейцев и рабочих. Но будучи дезорганизованы в своей политической целости, они не могли сравниться по своему революционному влиянию на всю страну, с этими двумя политическими партиями, под руководством того же мудрого Ленина составившими политический блок и определенно знавшими, за что им надлежало прежде всего в эти дни и месяцы взяться, и с какими силами и энергией. Их голос мощно и во время раздавался по всей стране, с определенными и четкими выявленьями перед трудовыми массами их вековых чаяний — завоевания земли, хлеба и воли. Анархисты же, будучи разобщены организационно, не успели даже показать массам всю неискренность и ложь этих двух революционных политических партий, строящих свое господство над революцией, пользуясь лозунгами, по своей антигосударственной сущности, чуждыми их государственным идеям.