Несостоявшаяся битва - [15]

В то время как английские и французские штабные эксперты завершали первое обсуждение этого деликатного документа, эксперты немецкого генерального штаба вносили последние уточнения в оперативный план вторжения в Польшу — в «план Вейс». 3 апреля план был готов для представления Гитлеру. Гитлер, как мы уже знаем, к 25 марта 1939 года окончательно решился на осуществление принятого им курса действий в широких масштабах, когда он излагал Браухичу свою точку зрения, прежде чем дать ему указания о подготовке более подробной директивы. Он хотел держать англичан и французов в состоянии неопределенности, ввести их в заблуждение и парализовать их заслуживающей доверия и противоречивой информацией относительно намерений Германии; он, а не Чемберлен, хотел с наибольшим выигрышем воспользоваться плодами и временем, предоставленными мюнхенским соглашением.

Соответственно с этим он инструктировал генерала Браухича: никаких опрометчивых шагов в отношениях с англичанами, французами и поляками; предоставлять им любую возможность идти на дальнейшие уступки, ибо он еще не готов к решению польской проблемы. Однако должно подойти время, чтобы начать подготовку к ее решению, которое должно будет основываться, как мы видели, «на особенно благоприятных условиях».

Депортация[33] польского населения и заселение территории страны были теми вопросами, которые Гитлер хотел оставить открытыми. Имея в виду эти общие руководящие указания, штаб вермахта приступил к разработке военных планов в связи с польской проблемой в то самое время, когда представители французского и английского штабов встретились, чтобы рассмотреть ту же польскую проблему, хотя, судя по общему тону лондонских переговоров, трудно было увидеть эту проблему в основе переговоров.

Таким образом, примерно в то же самое время, когда делегации штабов Англии и Франции представили правительствам свои доклады по итогам переговоров,[34] начальник штаба верховного командования генерал Кейтель закончил свои «Директивы вооруженным силам на 1938–1940 годы». При сравнении этих директив с предположениями, высказанными одновременно английским и французским штабами в отношении немецких планов нападения на Польшу, получается довольно поучительная картина. Чтобы не оставалось никаких сомнений относительно серьезности его намерений осуществить эти планы, Гитлер добавил приписку с указанием графика претворения в жизнь разрабатываемых операций. Впервой части длинной директивы повторялись общие указания, данные Гитлером Браухичу 25 марта; затем директива переходила к военным аспектам и к конкретным задачам вооруженных сил; отдельным разделом рассматривалась предполагаемая оккупация Данцига, что могло оказаться возможным независимо от «плана Вейс» в результате использования благоприятной политической ситуации.

Однако Гитлер хотел быть уверенным, что его указания не будут поняты неправильно; это было не гипотетическое штабное учение[35] — одно из тех многочисленных военных учений, которыми армейские штабы любят забавляться и запутывать историков. Под директивой подразумевались реальные действия; отсюда и дополнительные указания с предложением графика осуществления кампании.

Как отмечает Кейтель в конце своей директивы, имелись три специфических указания, которые добавил фюрер: подготовка должна быть проведена с таким расчетом, «чтобы осуществление операции было возможно в любое время начиная с 1 сентября 1939 года».

В этих целях командование вермахта должно разработать «точный график» для осуществления нападения на Польшу и скоординировать действия трех видов вооруженных сил. Все эти планы и детальные графики необходимо было подготовить и представить на рассмотрение верховного командования к 1 мая 1939 года. Гитлер не играл в игрушки. Он дал руководству вермахта четыре недели на изготовление проектов всех разработок и назначил дату операции. В своих предположениях он был значительно ближе к цели, чем штабы Англии и Франции. Почему?

Напрашивается один довольно экстраординарный ответ. В это время Гитлер запретил ведение какой бы то ни было разведывательной деятельности против Англии; он, по-видимому, в значительной степени игнорировал те ворохи разведывательных документов, которые собирались в Англии службой безопасности Гиммлера и министерством иностранных дел Риббентропа. Если бы из этих источников не было ни одного сообщения, Гитлер, видимо, вполне обошелся бы и без них в отношении определения хода мышления и планов Лондона. Ибо, судя по его действиям, у него было ясное представление об английских планах и возможностях их осуществления, о нежелании английского правительства идти на конкретные действия в те решающие месяцы.

Было бы излишней наивностью полностью приписывать оценку Гитлером обстановки его политической и военной интуиции, чего у него, несомненно, было больше, чем у его сообщников.

Поэтому мы должны предполагать, что у него были другие, более точные источники информации, чем «обычные каналы», к которым он относился с полным презрением. Возникает вопрос: не имел ли он своего собственного «Канариса» или «Гизевиуса»,