Несколько дней из жизни следователя. Осень - [11]

Совсем же забыла – отметиться же надо! «Алло, пап, это – я!.. Слушай, я к дяде Алику поехала… Да, ну да… До воскресенья… Ну, взбрело… Хорошо, конечно… Что?.. А, да-да… Передам. И это тоже!.. Пока, давай!» Отметилась. Все – теперь ни для кого нет меня! И телефон отключить, нах!

Через полтора часа я добралась до места моего назначения. Поставила машинку на обычном месте напротив ворот, вылезла, потянулась… Хорошо. Дом стоял на улице, которая изгибами взбиралась в горку, так что вниз открывался вид на часть поселка и окружавшие его желто-красные холмы. За холмами уже поднимались горы, поросшие темными елями. Даже только для этого стоило сюда приехать, чтобы вот так стоять, уперевшись руками в капот, глядеть вдаль, где тайга волнами уходит к горизонту, и дышать чистым осенним воздухом. Ну, а зимой стоит приезжать даже для того, чтобы не забывать, что настоящий цвет снега – белый.

Я достала сумку с заднего сиденья, при этом там с предвкушением звякнули бутылки – мы с дядей Аликом предпочитаем водочку. Тем более после сегодняшнего – мне сам бог велел напиться. Одну бутылку нам с дядей на сегодня-завтра, одну – ему в оплату за постой, такая традиция. Калитка в воротах были приоткрыта, и я вошла через нее. В гараже на том месте, где предполагалось стоять машине, размещался большой бильярдный стол. Шары ожидали, предупредительно уложенные в треугольник. Я разулась и по деревянной лестнице, ступеньки которой с моего последнего приезда успели обить ковролином, поднялась в дом. Внутри было уже темно, свет не включен, только видно, что на кухне горела подсветка над стойкой, и в полголоса бубнил телевизор.

– Эй! – позвала я. – Энибади хоум?[6]

Ответа не было. Я аккуратно поставила сумку на пол, стянула куртку и повешала ее на вешалку. Тут же висел дядин старинный неизвестного цвета, бесформенный плащ с капюшоном, который он таскал почти в любое время года. Значит – дядя был дома. Я прошла на кухню, определила одну из привезенных бутылок в морозильную камеру, а вторую – просто в холодильник. Осмотрелась. На плите что-то аппетитно шипело в большой закопченной чугунной сковороде с деревянной ручкой и ненормально большой полусферической крышкой. Я давно подозревала, что эта сковорода старше меня в несколько раз, и тайно мечтала выпросить ее у Алика. Однажды я проговорилась, так он дал мне понять, что – только через его труп, мы чуть не поругались. Чем-то он был привязан к этой посудине, но чем – я даже примерно не догадывалась. Рядом на столе были следы недавней и интенсивной готовки: разделочная доска, какие-то кости, картофельные очистки, обрывки зелени, открытые банки со специями и надкусанный бутерброд с ветчиной и сыром посреди всего этого. Я приподняла крышку, в ушко которой была забита бутылочная пробка, так и есть – свинина с картошкой! Прелесть, почти готово! С приездом я угадала. Помешала варево – потому что это было именно варево, в жирном бульоне, кипящее – деревянной лопаткой, такой же старой, как и сковорода, и сделала огонь поменьше – пусть доходит.

– Привет, Танчо! – услышала я у себя за спиной и, вздрогнув, обернулась. Дядя Алик стоял в дверях кухни, потирая руки и улыбаясь. – Что там, готово уже? – он кивнул в сторону сковороды.

– Да, доходит… почти, – я поморщилась, потому что не любила, когда он меня так называл, хотя и не говорила ему этого никогда. – Здравствуйте, дядя Алик! Вам от папы привет, а то забуду…

– Спасибо! А то я смотрю – машина уже здесь… Думаю, не успел отойти – уже приехала.

– А я думала, вы где-то в доме.

– Да нет, я тут буквально на две минуты вышел… Привезла калым? – он хитро подмигнул.

– А-то! – сказала я, похлопав ладонью по дверце холодильника.

– Отлично! – как всегда сказал он, при этом получалось это слово у него на какой-то то ли кавказский, то ли азиатский манер и звучало как «а-чи-ча».

– Как работа? Преступность в панике? – тоже как всегда спросил дядя.

– А-то… – вздохнула я. – Расскажу под это дело, – я покосилась на холодильник.

– Ну, ладно… Что – настолько плохо? Ну, молчу-молчу, – замахал он руками, видя, как я на него взглянула. – Ты уже сейчас есть хочешь?

Я задумалась.

– Да нет, я пока переоденусь, полежу минут несколько…

– Вот и хорошо. А через полчаса где-нибудь сядем – нормально?.. Я пока все тут… – он повел руками по кухне. – Так что еще немного перекушу, с твоего позволения, – и он подошел к столу, взял с него тот недоеденный бутерброд и стал жевать.

– А что это там у вас перед воротами – стекло битое? – спросила я, вспомнив осколки, которые мне бросились в глаза, когда заходила в гараж.

– Где? Какое стекло? – дядя всплеснул руками. На такой счет он был очень… Трепетно, в общем, относился.

– Слева от ворот, в углу, – сказала я. – Как будто бутылочное…

– Вот уроды! Не убрали, да и я не заметил, – сказал он с набитым ртом. – Приезжали тут вчера… Кампания одна… Думал – дом разнесут. Горцы хреновы!

– Горцы? – я заинтересовалась.

– Ну, шотландцы! – пояснил дядя, проглатывая последний кусок бутерброда.

– Какие шотландцы? Настоящие?

– Ну, ясно, какие – наши, русские. Нажрались вискаря, до гола разделись, юбки нацепили и давай в них канкан плясать и песни горланить.