Несколько дней из жизни следователя - [40]

Около ста лет назад шотландский врач Генри Фулдс обратил внимание на то, что китайцы и японцы издревле оставляли на документах вместо подписей отпечатки своих пальцев. Фулдс собрал большую коллекцию отпечатков и пришел к выводу, что рисунок папиллярных линий на коже пальцев индивидуален для каждого человека, никогда не повторяется и не изменяется в течение всей жизни. Нельзя сказать, что до Фулдса никто не обратил на это внимание. Обратили. Но до него никто не додумался использовать это свойство для разоблачения преступников, оставивших отпечатки пальцев на месте происшествия. Браво, Фулдс! Ты, далекий от криминалистики человек, заложил основы современной криминалистики.

Сейчас отпечатки пальцев ранее судимых лиц, или, как их называют, дактилоскопические карты,, систематизируются по определенным признакам-формулам и хранятся в централизованных картотеках. Оставить вновь ранее судимому свой отпечаток на месте происшествия все равно, что оставить удостоверение личности. Ну а если отпечаток оставил тот, кто еще не был судим, то его сначала надо найти, а потом уже, после сравнительного исследования, изъятый отпечаток станет доказательством преступления. В этом случае задача поиска должна решаться другими средствами.

Но грядет новый этап. Скоро, как обещают ученые, по пото-жировым отпечаткам пальцев можно будет установить путем химического исследования пол человека, его примерный возраст (с интервалом до пяти лет) и даже пищу и лекарства, которые он употреблял. Что ж, посмотрим...

Вообще современные экспертные возможности поражают воображение. В былые времена, не такие уж и отдаленные, следователь мог рассчитывать главным образом на быстрые ноги, интуицию, ну и, конечно, дедукцию с индукцией. Сейчас ему на помощь пришла мощная наука. Где-где, а в криминалистике она стала поистине производительной силой. НТР даже избаловала следователя. Если раньше он «целовал ручку» эксперту за каждую крохотную зацепку, которую тот ему давал, то сейчас готов переложить на него все бремя доказывания. Я помню одно дело об отравлении, по которому следователь добивался от эксперта-психолога категорического ответа на вопрос, могла ли потерпевшая покончить жизнь самоубийством. А этот вопрос был стержнем всего дела: ответь на него психолог положительно — и ни следователю, ни суду делать уже было бы нечего.

Сравнительно недавно возникла экспертиза следов наложения микрочастиц, эта экспертиза произвела вторую, после дактилоскопии, революцию в криминалистике. К примеру, подозреваемый отказывается: не был, не видел, знать не знаю. А на его одежде эксперт обнаруживает крохотные волоконца, микроскопические, не видимые глазу. Исследовав их физическую и химическую структуру, эксперт приходит к выводу, что эти микрочастицы попали на подозреваемого с одежды потерпевшего. А на одежде потерпевшего соответственно обнаруживаются микрочастицы одежды подозреваемого. Значит, контакт был. И что интересно: сколько ни стирай одежду, а микрочастицы остаются, от них не избавиться. Они могут быть и под ногтями, и на подошвах ботинок, и где угодно. Одно только неудобство сохранилось для следователя с самых стародавних времен: надо сначала найти преступника, прежде чем можно будет применять всю мощь современной науки и техники. Но прибор-искатель пока не придуман, а значит, следователь продолжает оставаться следователем, каким мы его знаем много, много лет.

Дело № 23385.

По загородной дороге шустро двигался «Жигуленок» типа «универсал». В салоне, сплошь оклеенном сигаретными и винными этикетками зарубежных стран, сидели двое. Баранку крутил Вениамин Агафонович, или просто Веник,— человек лет сорока, с неуклюжей, корявой, как дубовый сучок, фигурой и непропорционально широкими плечами. Рядом сидел Петр Прокопьевич Усков. Открытое, крестьянской наружности лицо, в одежде и прическе не вполне убедительная претензия на элегантность. Глаза Ускова излучали оптимизм, губы насвистывали песенку из АББА «Мани-мани-мани».

— Вениамин Агафонович, — обратился Усков к соседу, — почему ты всегда так плохо побрит? Ведь цветы возим, тюльпаны. Эстетика, понимаешь?

— Лук возим, Петя... Петр Прокопьевич то есть, — поправился Веник.

— Ну а хоть бы и лук, — отозвался Усков, — что же, значит, и бриться не надо? Ты же мой шофер, в конце концов. Уволю ведь, посмотрю, посмотрю — и уволю к ядреной фене.

— Исправлюсь, — равнодушно пообещал Вениамин Агафонович.

— То-то, — назидательно заметил Усков. — Шофер — это лицо начальника. Слыхал, театр начинается с вешалки? А начальник— с шофера, понял? Ты у меня и «лицо» и «вешалка», понял?

— Давно сверхурочные не получали, товарищ начальник,— после паузы произнес Вениамин Агафонович, или просто Веник.

— Будет, будет. Сам понимаешь, не сезон. Сверхурочные — они, брат, зиждутся на эффективности производства.

Веник удивленно и даже несколько ошарашенно посмотрел на Ускова, окурок прилип к губе. Он давно уважал своего начальника, но такой мудрености в выражениях не ожидал даже от него.

Подъехали к селу, остановили машину у калитки одного из подворий, откуда виднелись теплицы под пленкой.